И все же небо было темно-фиолетовым, переливающимся. Складывалось ощущение, что все вокруг выходит за рамки обычного. Длинные тени пальм, темные закоулки жилых домов становились все темнее и темнее. Блестящая листва казалась нездоровой. Дорожки зацвели красными пуансеттиями, тихо покачивающимися на ветру, а рядом поблескивали заборы, холодные и мокрые.
– Где Билли? – пробормотала Карлотта.
Их шаги эхом отдавались в ночи. Они были недалеко от угла Кентнер-стрит. Карлотта боялась заходить в темный дом.
После того как доктор Шнайдерман уехал, она поднялась по ступенькам крыльца и увидела, как Джули и Ким, прижавшись друг к другу, сидят в темноте на старом коврике. Они боялись заходить в дом без Билли. Девочки сказали Карлотте, что Билли ушел сразу после того, как вернулся из школы. Они не знали куда.
– Он сказал, что вернется, – добавила Джули, держа Карлотту за руку.
– Я боюсь, мамочка, – сказала Ким.
Карлотта повернулась и сделала пару шагов в другом направлении.
– Конечно вернется, – успокоила она. – Но он знает, что должен уже быть дома.
– Почему? – спросила Ким.
– Я говорила, что маму нельзя оставлять одну. Вот почему.
Карлотта увидела их дом в конце квартала. И хотя доктор Шнайдерман убедил ее, что демон находится не в доме, а в ней самой, страх перед этим зданием – неосвещенный, черный прямоугольник на фоне тупика, крошечное деревянное строение, выступающее из переулка, – был неописуем. Карлотта знала, что, если Билли по какой-то причине не появится, она будет бродить по улицам всю ночь. Она никогда не вернется в этот дом без сына.
– Мистер Гринспан, – тихо позвала женщина, постучав в дверь тяжелым европейским кольцом. – Мистер Гринспан!
Ей не ответили.
– Видимо, они ушли, – заключила Карлотта.
Она рассеянно вышла обратно на тротуар.
– Вот он! – вскрикнула Джули, указывая пальцем.
– Где?
– В начале улицы.
Под темными вязами, теперь черными от ночи, Билли шел вперед, его знакомая сутулость едва выделялась в тени. Он замедлил шаг, удивленно глядя на группу людей, спокойно ожидающих его. Его лицо было выбелено ярким светом уличного фонаря над головой. Черные губы искривились в нервной усмешке.
– Где ты был, Билл? – спросила Карлотта.
– На свалке. Искал запчасти. Для твоего «бьюика».
– Ты же знаешь, что меня нельзя оставлять одну! Я тебе говорила! Это указ врача!
– Прости…
–
– Ничего.
– Вот именно, Билл. Ничего. А теперь послушай меня. Ты мужчина в доме. Начинай соответствовать. Ты больше не ребенок.
– Черт, мам. Я хотел починить «бьюик»! Не сам же я его расплющил о столб!
Карлотта взяла девочек под руки.
– Идем в дом, – сказала она. – Тут холодно.
Они зашли. Лампы не могли прогнать все тени. Карлотта все еще злилась и боялась, даже девочки это понимали.
– Нам нужно больше света, – сказала она.
Гостиная, в которой они неуверенно стояли, была завалена одеждой Карлотты. На столе лежали какие-то журналы и флакончики с косметикой. Она больше не заходила в спальню. Если ей что-то было нужно, это приносил Билл. Или Джули. Беспорядок как бы иллюстрировал то, что из-за ночных кошмаров повседневная жизнь Карлотты превращалась в хаос.
– Не смотри так, Джули, – сказала она. – У тебя, что, нет других дел?
Джули недоуменно уставилась на нее. Обе девочки ждали. Чего-то. Может, сигнала, что теперь все нормально. Раз Билли вернулся домой. Но сигнала не последовало.
– Ну? – напомнила Карлотта.
Джули ушла в спальню с ощущением, будто сделала что-то ужасное. Она понимала, что мама не виновата. И Ким не виновата. Тогда кто виноват?
Карлотта села в кресло, положила ноги на табурет и закурила. Билли бесцельно стоял в центре комнаты. Ким прошла по коридору в комнату. С Джули будет проще.
– Боже, – тихо прошептала Карлотта. – Я стала очень славным человеком, да?
– Нет, – ответил Билли.
Он сел на край дивана в плохо освещенной комнате и положил ногу на ногу.
– Я не просила отвечать, – сказала Карлотта.
Она курила. Дом затих. Билли не двигался, ждал надвигающегося удара, строил защиту.
– Это все тебя достало, так ведь? – сказала она. – Поэтому ты не вернулся?
Билли не ответил, играясь с пепельницей.
– Признай, – продолжила Карлотта. – Твоя мать спятила, и ты ее стыдишься.
– Я не стыжусь.
– Что? Я не слышу.
– Я сказал, что мне тебя просто жалко.
Он был молчалив и угрюм. Она не могла расшифровать, что творилось в его задумчивой голове. Мышцы предплечий напрягались и расслаблялись, пока он вертел пепельницу. Тени въелись в его глаза, темные впадины скрылись от ее взгляда.
– Ты и вчера пришел поздно, – сказала Карлотта.
– Я был в гараже.
– Нет, не был. Синди осталась до шести.
– Я был в гараже Джеда.
Карлотта отвернулась, затянулась и потушила сигарету. Ее взгляд непроизвольно задержался на красном сиянии затухающего пепла.
– Послушай, Билл, – мягко начала женщина. – Ты мне нужен. Мне все равно, если тебе это противно. Как думаешь, каково
– Знаю.