Сущность

Доктор Вебер встал из-за стола, положил руку на плечо Шнайдермана и убедился, что дверь закрыта. Он говорил быстро и тихо.

– Она в травматологии, ей переливают кровь? – спросил доктор Вебер.

– Да. Она довольно много потеряла.

– Ладно. Такое бывает. Соберитесь, Гэри. Давайте зайдем к ней.

Доктор Вебер вернулся к столу, взял телефон и сказал секретарше, что пробудет полчаса в травматологии. Затем положил трубку и подошел к двери.

– Господи, я ужасно себя чувствую, – сказал Шнайдерман. – Даже не ожидал, что она…

– Может, она не попала по матке. Вы этого не знаете.

– Да, сэр, но я и не думал, что она настолько цепляется за симптомы, что…

– Теперь вы знаете, Гэри. Жизнь многому нас учит.

Доктор Вебер посмотрел на Шнайдермана, который состроил нейтральное выражение лица для тех, с кем ему предстояло встретиться, и затем они вышли в коридор. От секретарши не ускользнула пепельная бледность Шнайдермана.

Мужчины быстро шли по коридорам, минуя медицинский персонал с обеих сторон.

– А если она не согласится, сэр?

– На что?

– На госпитализацию.

Они остановились у толкучки рядом с лифтами. Доктор Вебер посмотрел на ожидающего ответа Шнайдермана, затем отвел взгляд.

– Если она вернется к реальности, мы сможем держать ее только день или два, Гэри.

Они вошли в огромный лифт. Сбоку на койке, завернутый в белые простыни, лежал пожилой мужчина, дышавший через трубки в носу. Рядом стояли две медсестры с осунувшимися и встревоженными лицами. За ними были два администратора, загорелые и тихо перешучивающиеся друг с другом.

– Но она вредит себе! – настаивал Шнайдерман, силясь не повышать голос. – Мы должны защитить ее! От самой себя!

– Законы непростые, Гэри.

– Значит, она может резать себя на кусочки, а нам по закону нельзя оставить ее под наблюдением?

– Законы склоняются в сторону пациента. Особенно после последнего решения верховного суда. Право на ее стороне.

Двери лифта открылись. Врачи последовали за койкой в холл, а затем очень быстро поднялись по длинному пандусу, ведущему на четвертый этаж.

Голова Шнайдермана гудела от мыслей. Он не мог поверить в то, что у пациента было законное право себя калечить. Но с суицидом все иначе. Если пациент делал попытки покончить с жизнью, у врача было право госпитализировать пострадавшего на определенный срок.

– А если она попытается навредить детям, доктор Вебер? Помните, что запястье мальчика почти сломали подсвечником? Разве этого недостаточно, чтобы ее госпитализировать?

Доктор Вебер покачал головой.

– Можно только забрать детей.

Он посмотрел на Шнайдермана, который судорожно копался в своих мизерных знаниях о законах.

– И даже это почти невозможно, – сказал доктор Вебер. – Попробуйте убедить суд отнять у матери детей. Ни за что.

Поскольку Карлотту никак нельзя было положить в больницу, в психиатрическую лечебницу, Шнайдерман почувствовал свою ответственность. Придется заставить ее увидеть все так, как было на самом деле. Он объяснит ей, в какой опасности она находится. Ему придется как-то заставить Карлотту подавить свою больную часть и заставить ее лечь в больницу. Шнайдерман смутно надеялся, что к ней вернулась какая-то степень рационального контроля. Но он был настроен пессимистично.

– Я поговорю с доктором Шевалье, – сказал доктор Вебер.

Он нырнул в маленький кабинет, прошел в приемную и открыл дверь без стука. Шнайдерман остался в коридоре. Проходивший мимо ординатор поздоровался с ним, и Гэри неосознанно поднял голову и улыбнулся в ответ. Внезапно его осенило, что либо Билли, либо Синди должны быть где-то в больнице, в комнате ожидания или вестибюле. Сначала надо поговорить с ними. Может, они помогут убедить Карлотту.

«Карлотта, Карлотта, – грустно размышлял доктор, – зачем ты так с собой поступаешь?»

Она была такой остроумной, такой хорошенькой, такой живой, а теперь это… Словно жизнь нападает на саму себя. Что пошло не так, что заставило ее замкнуться в себе, создать фантазии более осязаемые, чем реальность? Как ему теперь привести ее в порядок? Шнайдерман понял, что мания – не просто ошибка в суждениях. Это мощь, напор, дерево, медленно раскалывающее скалу, и вырвать его с корнем – это битва на всю жизнь.

– Я забрал бумаги, – сказал доктор Вебер, выходя из офиса с несколькими бланками. – Хорошо, что пациентка почти в порядке. Никакой перфорации. Только слабость от потери крови, но ее можно будет выписать к вечеру.

Они быстро направились к палатам, затем инстинктивно замедлили шаг, избегая любых проявлений волнения. Пациенты сидели на стульях, закутанные в халаты, и умирали от скуки. Шнайдерман перешагнул через рисующего на полу мелками ребенка.

– Вы не сказали, есть ли альтернатива, – заметил Гэри.

Доктор Вебер остановился у двери. Через нее они увидели Билли у койки, его лицо было бледным, но он пытался улыбнуться, голова Карлотты была скрыта за дверью. На соседних койках лежали четверо пациентов, двое из них без сознания, им делали переливание, двое других тоже получали плазму, но тупо смотрели на телевизоры, подвешенные к потолку.