– Конечно же альтернатива есть, – тихо сказал доктор Вебер. – Если она не подпишет, вы будете видеться с ней, как и раньше. Наверное, она придет, будто ничего и не было.
Гэри устало покачал головой.
– Кажется, нас заметили, – сказал он. – Вон там ее сын.
– Ладно. Я оставлю вас разбираться.
– Я…
– На этой работе с таким часто приходится сталкиваться. А теперь послушайте, надо быть дружелюбным, но убедительным. Не напугайте ее до такого состояния, что она закроется.
– Ладно.
– Я буду в своем кабинете. Зайди ко мне, когда закончишь.
– Хорошо.
Доктор Вебер ободряюще положил сильную руку на плечо Шнайдермана, затем повернулся и пошел по переполненному коридору. По громкоговорителям шумно и монотонно вызывали врачей. Шнайдерман сглотнул, пригладил волосы и вошел в палату.
Билли сидел на стуле рядом с Карлоттой, у изголовья кровати. Шнайдерман видел сходство с Карлоттой только в темных глазах. Коренастое телосложение юноши никак не сочеталось с миниатюрной матерью. Он внимательно посмотрел на Билли, который, казалось, находился в центре домашних смятений Карлотты. Шнайдерман опустил взгляд на Карлотту, ее черные волосы легким веером разметались по подушке. Затем повернулся к юноше.
– Билли, – сказал он, протягивая руку, – я доктор Шнайдерман.
Хватка Билли оказалась твердой и на удивление сильной.
– Доктор Шнайдерман, – пробормотал он.
– Ты не против, если я наедине поговорю с твоей мамой?
– Нет. Пожалуй, не против.
Билли вышел из палаты. Шнайдерман повернулся. Он видел, как Билли наблюдает за ним из коридора. Гэри сел у головы Карлотты, чтобы скрыться из виду.
Карлотта посмотрела на него, и ее глаза слегка разъехались. Затем взгляд сфокусировался. Ему казалось, что она еще никогда не выглядела такой красивой. Лицо было бледным, почти цвета слоновой кости. Усталость смягчила его черты, сделала глаза темными и мечтательными. Нежная кожа, миниатюрное лицо – все было залито мягким сиянием, как у просыпающегося ребенка.
– О, доктор Шнайдерман, – сказала Карлотта. – Я думала, что сплю.
Ее голос звучал как-то летаргически, отстраненно и невероятно умиротворенно.
– Как вы себя чувствуете? – спросил Гэри голосом, предательски не скрывшим эмоции до конца.
– Я так устала, – ответила Карлотта, вяло улыбаясь, – так ужасно устала.
– Мне очень жаль, что вы пострадали.
Ее губы шевелились, пока она пыталась подобрать слова, высказать идеи, еще не до конца сформировавшиеся в сознании. Карлотта отвела взгляд, будто искала ответ где-то среди бутылок, из которых капала жидкость в ее руку.
– Я не знаю, – наконец сказала она, – я не знаю, что произошло.
– Тест был отрицательным.
Карлотта повернулась и улыбнулась. Какое-то время в ее голове было пусто.
– Какой тест?
– На беременность.
– Это было будто так давно… сто лет назад…
– Он был отрицательным.
– Слишком поздно, доктор Шнайдерман. Ребенка нет.
– Его и не было, Карлотта.
– Сейчас нет. Конечно.
Нападение все еще стояло у нее перед глазами. Шнайдерман увидел, как ее бледное лицо стало еще белее. Она попыталась что-то сказать, но не смогла. Ее взгляд преисполнился ужаса.
– Вы говорили, что поверите тесту, Карлотта. Вы отказываетесь от своих слов?
– Понимаете,
– Так все и было, Карлотта? – мягко спросил доктор.
– О, да,
– Тогда наступил бы конец истерической беременности. Вы и сами понимаете.
Слезы наполнили ее глаза. Она отвернулась. Шнайдерман немного подождал, затем слегка наклонился вперед и понизил голос.
– Карлотта, – позвал он, – если я поеду с вами домой, зайду в ваш дом, может, в спальню, то найду что-то с кровью. Что-то длинное и острое. Я прав? Я что-то такое найду, верно, Карлотта?
– Не знаю, о чем вы говорите, – ответила женщина почти срывающимся голосом.
– Нет, знаете, – настаивал врач.
– У меня было кровоизлияние. Я не делала этого сама.
– Вы отстраняетесь от меня, Карлотта. Играете в игры.
– Нет. Неправда. Я ничего не выдумываю.
Шнайдерман вздохнул. Затем придвинул стул поближе к ней. Он улыбнулся так искренне, как только мог, и стал ждать. Долгое время оба молчали. Гэри чувствовал – если не давить на нее, она успокоится, расслабится. А ей необходимо было расслабиться прежде, чем он сможет продолжить.
– Карлотта, – тихо позвал он.
Она медленно повернулась.
– Карлотта, мы знакомы уже три месяца. Вы же понимаете, что я лишь хочу помочь вам поправиться.
– Я знаю, – слабо ответила она.
– Если я не знаю на что-то ответ, я говорю вам. Если я думаю, что знаю, что нужно делать, я говорю вам.
– Что вы имеете в виду?
– Я хочу, чтобы вы вспомнили все, что мы с вами исследовали, все скрытое – о ваших родителях, о Франклине, то, что вы подавили, закопали в самом темном углу сознания, потому что не хотели доставать и думать об этом. Я хочу, чтобы вы вспомнили, насколько лучше вам стало, когда мы это выяснили.
– И что?