Итачи невольно вздрогнул, когда почувствовал, что Наруто сделал несколько шагов вперед и сейчас стоит буквально у него за спиной, но это было к лучшему, ведь теперь Дейдара мог установить зрительный контакт с ним. И все же… все же присутствие Намикадзе здесь казалось таким уместным и своевременным, что альфа предположил, что братья что-то подозревали, о чем-то догадывались, более того, поделились своими домыслами с Цунаде, раз эта родильная палата, судя по словам Сенджу, была оборудована как-то так, что смогла бы удержать любой ментальный всплеск. А ему это только на руку, потому что Учиха собирался освободить всю свою силу Древнего, что могло бы навредить многим, очень многим, так что теперь, пожалуй, он был благодарен Наруто за то, что тот появился так вовремя и побеспокоился о том, на что ему самому не хватило смекалки и времени.
Темнота внутреннего мира больше не пугала Итачи, потому что он научился в ней видеть: сперва длинные коридоры-лабиринты, в просторах которых переплетались разноцветные нити, а после огромный пустырь, над которым нависало кровавое в своем цвете небо, и на котором были воздвигнуты черные, монолитные, массивные кресты. Именно это место и было странным для Итачи, потому что все остальное он понимал: коридор – это его жизненный путь, лабиринты – это энергетические каналы, нити – это его родители, родственники, друзья, среди которых было две особенно четких – белая Дейдары и фиолетовая Саске, и ещё две тоненьких, прозрачных, бесцветных, которые обретут силу, когда родятся его сыновья, - а вот пустырь, да ещё и с крестами… в общем, сперва альфа растерялся.
Тяжело было осознавать, что это сердце его сущности, потому что он не был тираном, злоумышленником или же гнусным, недостойным человеком, поэтому это место он представлял себе по-другому, светлым, а не мрачным, вселяющим надежду, а не приносящим разочарование, эпицентром силы, а не воронкой, извергающей боль, тоску и печаль. Но Итачи понимал, что его собственная сущность когда-то принадлежала Древнему, так что её сердце выглядит таковым, каковым был её истинный носитель, а каким был жизненный путь самого Древнего, который и основал клан Учиха, альфа не знал. Ясно было одно – Древний пережил сильное разочарование и пролил много крови, по его вине погибло много людей, он терзался, проклинал себя, ненавидел и, очевидно, считал, что не достоин второго шанса. Сложно было в этой пустоши, особенно, когда он смотрел на кресты и видел в них остатки энергетики тех, чьи сущности были уничтожены Древним, который, скорее всего, чтобы помнить, запечатлел эти частички, запечатал, соединив их со своей сущностью, так что, похоже, сделать то, что он задумал, так просто, как он предполагал, не получится.
Честно сказать, Итачи не совсем понимал, что и как ему нужно сделать, чтобы целиком и полностью слиться с сущностью Древнего внутри себя и обрести над ней полный контроль, но частью этой мозаики, несомненно, были он сам и белая нить, которую Учиха не выпускал из своих пальцев, направляясь к единственному живому дереву вдалеке, к которому, очевидно, ему и нужно было подойти. Впервые Итачи обратил внимание на то, как он выглядит, с удивлением замечая, что на нем черная кофта-сетка с длинным рукавом, а поверх что-то вроде футболки, но с рукавом три четверти, достаточно удобные штаны и сандалии, но главным было то, что на нем ещё был плащ – алый изнутри, черный снаружи, но с алыми облаками по всей длине. Не время сейчас, конечно же, рассматривать себя, удивляться и размышлять, но что-то подсказывало альфе, что именно так выглядели Древние или, по крайней мере, тот, сущность которого была заключена в нем.
Что ещё было осколками того, что ему нужно собрать воедино, чтобы слиться с сущностью Древнего? Итачи будто чувствовал, что этих частей должно быть четыре, и две у него уже было – нить Дейдары и он сам – а ещё две… он понятия не имел, что это может быть, но продолжал идти к дереву со стойким намерением довести все до конца. Идти почему-то было тяжело, земля под ногами изредка становилась рыхлой, как песок, и альфа утопал в ней по самые щиколотки, иногда болотистой, неприятно хлюпая и холодя ноги, иногда раскаленной настолько, что ступни жгло даже через подошву сандалий, хотя, вновь-таки, все это казалось странным. Внутренний мир Древнего был ему непонятен, чужд и неприятен, да и времени у него было не так уж много, потому что сейчас в родильной палате находится только его тело, а он должен присутствовать там лично, чтобы услышать первый крик своих сыновей.