Мужчины будто ожидали чего-то, при этом Намикадзе был слегка взволнован, напряжен и категоричен в своем выжидающем положении, а Собаку, наоборот, расслаблен, уверен, но не менее настойчив. Скорее, это было похоже на то, что альфы чего-то ожидают или кого-то поджидают, словно заранее знают о чем-то, о чем неведомо ему. Саске это раздражало. Не злило, а именно раздражало, потому что все вокруг него думали, что он слабый, эмоциональный и вообще ещё маленький, чтобы быть залученным к взрослой жизни и её тайнам, при этом никто почему-то не учитывал тот факт, что ментально он был сильнее любой омеги, а, скорее всего, и многих альф. Несправедливо как-то, поэтому к раздражению примешивалась ещё и обида. Да, он эмоционален, но только потому, что его вынуждают на эти эмоции, оставляя в полном, беспросветном, нелепом неведении, что уже не раз приводило к самым неожиданным последствиям.
Вот брат всегда был с ним откровенен, и то, в последнее время даже Итачи что-то скрывал, уж слишком часто омега видел глубокую складку между его бровей, которая свидетельствовала отнюдь не о волнении, а о глубокой задумчивости. В такие моменты брат отгораживался от их связи и полностью уходил в себя, изредка постукивая пальцами по ближайшей поверхности, будто принимая какие-то решения. Получается, никто не воспринимал его всерьез, а Саске так хотелось доказать, что он стоит очень многого, что он взрослый уже не по годам и что он может самостоятельно принимать важные решения.
Конечно же, все это шло в разрез с его действиями, но это не означало, что он слаб, мал и глуп только потому, что мыслит и действует не так, как отец или брат. Это закономерно, ведь он омега, поэтому, естественно, как бы подросток ни старался вести себя, как альфа, он просто не в состоянии, по крайней мере, постоянно. Да, он мог быть напористым, непоколебимым, властным, скупым на эмоции и окружить себя ореолом силы, но в тот же момент Саске понимал, что это, в конце концов, сломает его как омегу, а быть омегой ему нравилось.
Ну, вот, ещё год назад он бы землю перевернул вверх тормашками, если бы в обмен на столь титанический поступок в нем пробудился альфа, но теперь брюнет сделал бы то же самое, только бы в нем осталась омежья сущность. Дело было в Наруто, в первую очередь. Ведь он любил этого альфу и считал его только своим, даже не представляя, что их жизненные пути могут разойтись. Если кто-то, если хоть одна омега покусится на его собственность, он будет драться и побеждать, потому что Наруто – это его все. И это в семнадцать, почти семнадцать, лет! У него вся жизнь впереди, сотни, тысячи, миллионы встреч, и столько же возможностей встретить других альф, не менее красивых, статных, сильных и притягательно пахнущих. Но смысл в этих встречах и альфах, если у него уже есть только его альфа? Нет, это не сантименты, это чувства – глубокие и, кажется, вечные, поэтому Саске и не понимал, почему Наруто вошел в палату так решительно, почему бросил на него взгляд, который показался ему прощальным, и почему его сущность так отчаянно рвалась вперед, туда, за прочные двери, за которыми скрылся его альфа.
Да, сущность… Сущность вообще вела себя странно: не пыталась выйти из-под контроля, причинить ему или окружающим вред, подчинить его, она просто… затаилась. Его сущность накапливала силы, черпая их из противоречивых эмоций, в которых сейчас метался подросток, то становясь сконцентрированным и непоколебимым, как альфа, то впадая в пучину овладевающих им чувств, как омега. Внутри все бурлило, но бурлило в четко определенных рамках, и Саске это тревожило, а ещё больше отвлекало, потому что альфы разорвали зрительный контакт и напряглись, будто что-то предчувствуя. А вот он ничего не чувствовал. Пробовал воззвать к их с братом связи повязанных, но его отбрасывало, причиняя легкий дискомфорт, словно нити их уз завязали в крупный узел, который он никак не мог распутать.