Обычно, Альтер Альфы либо погибали от Цуки Эмма, либо сперва находили омегу, способную выносить их потомство, а после все равно погибали, поскольку сила сокрытой в них сущности постепенно разрушала тело, истощала и искажала личность своего носителя, отчаянно желая вырваться из круга своих перерождений, но то были Альтер Альфы, а не Наруто, более того, у них не было Саске. Нет, у них не было истинной, всепоглощающей, надрывной любви, которая, как известно, способна творить чудеса.
Вспышка постепенно потускнела, откатом возвращаясь к своему эпицентру, и Гааре таки удалось, пусть и на несколько секунд, увидеть и запечатлеть в своей памяти, для следующего поколения резонаторов, миг единения альфы и омеги и те ощущения, которые окрылили его собственную сущность. После, когда он почувствовал присутствие ещё одного Древнего, пусть и ослабленного, ему пришлось забрать повязанного, разлучив его с омегой. Да, он бы мог воспротивиться Итачи, начать доказывать, что Альтер Альфе просто жизненно важно находиться рядом со своим омегой, но Учиха, во-первых, ничего не знал об особенности Наруто, а, во-вторых, альфа был непререкаемым в своем решении, да он и сам понимал, что лучше пока что отгородить пару друг от друга. Пусть лучше потом, когда восстановятся и наберутся сил, они поговорят и все расставят на свои места.
Прошло два дня, прежде чем Наруто пришел в себя, и Гаара уже готовился, если не к тому, что придется усмирять рвения своего повязанного, то точно к тому, что понадобится клетка, дабы сдержать сущность Альтер Альфы, но блондин, к его глубочайшему удивлению, ушел в себя, как тогда, с Шион, словно виня себя в чем-то. Нет, Намикадзе не хотел умереть, не собирался истязать себя, не расплескивал свою энергетику, плотно закрыв биополе и даже отгородившись от их связи. Он просто замкнулся в себе, переживая гон. Боги, после всего, что они пережили вместе, теперешнее состояние друга казалось Собаку противоестественным, потому что гон у Альтер Альфы – это безудержная сила, агрессия, желание найти, присвоить, пометить своего омегу, обладать им, не выпускать из своих объятий, но уж никак не апатия и замкнутость, не мелко трясущееся от кипящего внутри возбуждения тело, не глубокие вздохи и уж тем более не флегматичное спокойствие, с которым друг сообщил ему о том, что у его омеги началась течка.
- Послушай, - таки не выдержал Собаку, считая, что блондин напрасно изводит себя, ведь Саске звонил ему, порывался поговорить с ним, писал SMS с просьбой, если не приехать, то хотя бы как-то дать ему знать, что с ним все в порядке, но Наруто был непреклонен, и аловолосому, честно сказать, просто надоело сторожить это неразумное дитя, - может, ты хотя бы позвонишь ему?
- Нет, - тихо, но категорично буркнул Намикадзе, так и не повернувшись к другу. – У Саске течка, сейчас он подвластен инстинктам, и даже мой звонок может привести к непоправимым последствиям, - да простят ему боги его бесстыдную ложь! Он желал, цепляясь за простыни, кусая губы, зажмуриваясь, содрогаясь всем телом, он хотел быть рядом со своим омегой. К бесам его гон и течку его пары, просто рядом, с Саске, потому что он нужен ему – он Саске, а Саске ему – а все эти сущности, Древние, Альтер Альфы, да и сами боги, пусть катятся в Преисподнюю или же терпеливо ожидают в стороне, потому что ему глубоко наплевать на все планы вседержителей и весь мир, когда рядом нет его возлюбленного. Его сжигал стыд, расползаясь изнутри огненными языками, сплетаясь с его сущностью, сжимая сердце и вырывая из груди рваные вздохи, потому что он оставил своего омегу, признался ему в любви, открыл свои чувства, сердце, сущность, и бросил, оставил, пусть и не по своей воле, наедине с неосведомленностью, догадками и сомнениями. Но он не мог, понимал, что, как только учует запах своей пары, гон ему уже не сдержать, потому что даже сейчас, на таком расстоянии, он чувствовал, что его омега течет, рвется к нему, хочет быть рядом, и одни только эти ощущения обнажали инстинкты собственника, жаждущего пометить свое.
Да кому он врет! Метка, да, это жизненно необходимо, потому что Саске только его, и это должны знать и чувствовать все, но желание близости было ещё острее. Он даже глаза прикрыть не мог, потому что видел перед собой юное, влекущее, жаждущее его тело, которое выгибается в волнах страсти в его руках, слышал отдаленное эхо стонов и жадных слов, ощущал на губах вкус поцелуев своего омеги, его жар, его сладость, его невинность… И сразу же одергивал себя, цепляясь за мысль, что он не имеет права быть с тем, кого обманывал и подставил под удар, с тем, к кому он, с пороками убийства, буйства и похоти, не имеет права даже прикасаться, боясь запятнать его чистоту. Наруто не верил, что можно так любить, любить настолько, что даже его сущность Альтер Альфы будет скулить и выпрашивать у него хотя бы секунду, хотя бы взгляд, хотя бы телефонный разговор со своей парой, не верил, что любовь способна открыть ему глаза.