Сущность зла

— Ты знаешь, что Гюнтер покончил с собой? Это не был несчастный случай. Он знал все дороги в Зибенхохе и окрестностях лучше, чем кто бы то ни было. Он бы вписался в тот поворот с закрытыми глазами. И выпил в тот вечер не больше обычного. Я знаю. Я была с ним. Была с ним до того, как он разбился насмерть.

— За что ты хотела его поблагодарить?

— Он сказал, что хочет покончить с историей о Блеттербахе и со спиртным. Потому, что губит мою жизнь. Он имел в виду, что собирается убить себя. Но я была слишком пьяна, чтобы это понять. Он и в этом винил себя, он думал, это из-за него я пристрастилась к бутылке. Он меня любил, знаешь?

Она глядела на меня пристально, с вызовом.

— У вас была красивая любовь? — спросил я.

— Не такая, как между Куртом и Эви, нет, — захихикала она, — нам, увы, было далеко до Курта и Эви. Но мы как-то ладили. Любили друг друга и, когда не напивались, временами даже бывали счастливы. К сожалению, с течением лет такие моменты выпадали все реже и реже. Подай мне бутылку, а? Жажда замучила.

— Лучше не надо.

— Это мое лекарство, Сэлинджер. Подай.

Я мог отказать ей. Встать с шаткого стула и уйти не попрощавшись. Ей стало лучше, обморожений явно нет, я больше ничего ей не должен. Но я ничего такого не сделал. Я не ушел.

Как всегда, стал кривить душой.

Я внушал себе, что мое присутствие ей на пользу. Пока я здесь, пока Бригитта говорит со мной, она хоть немного воздержится от выпивки. Я дам ей совсем чуть-чуть, только чтобы согреться. Ведь она еще вся дрожит.

ЧС, чушь собачья.

Но я остался не для того, чтобы узнать новые подробности бойни на Блеттербахе. Я остался, чтобы изгнать Бестию. Сосредоточившись на истории Блеттербаха, я перестану думать о белой пелене, которой вьюга окутала Зибенхох, и о том, с какой быстротой обрушился мой рассудок. Клин выбивают клином.

Я боялся. Боялся того, что со мной случилось на парковке у супермаркета.

А если бы приступ случился в присутствии Аннелизе? Поняла бы она, что я так и не принимаю психотропные средства? Что бы она предприняла? Ушла бы от меня, как грозилась? А если бы, боже мой, приступ случился, когда рядом Клара? Как бы восприняла это моя девочка?

Я протянул Бригитте бутылку пива, которая стояла на столе. Бригитта мгновенно осушила ее.

Глаза раненого животного.

— Я тебе противна, Сэлинджер?

— Мне тебя жаль.

— Почему?

— У тебя большие проблемы с этим добром.

— Мне хорошо, дорогой. Теперь, когда Гюнтера нет, мне в самом деле хорошо.

— Ведь вы любили друг друга?

— Любовь не такая простая штука, как показывают в кино. Не в Зибенхохе, по крайней мере. Я поняла, что по-настоящему люблю Гюнтера, только когда он разбился.

Она рассмеялась гортанным смехом, откинув голову назад.

— Он покончил с собой, чтобы спасти меня, понимаешь? Вот что он хотел мне сказать. Что лишит себя жизни потому, что знает: он убивает меня. И я тебе толкую не только о спиртном. Я тебе толкую о бойне. Этой историей он и убивал меня. Убивал себя. Поэтому мне жаль, что я его не поблагодарила.

Бригитта поднялась, сбросив одеяла на замызганный пол.

Чуть пошатываясь, дошла до буфета из темного дерева. Выдернула ящик, откуда выпала пара пустых бутылок. Она этого даже не заметила.

Бригитта села, я передал ей одеяла. Она укутала ноги. Протянула мне старый альбом для фотографий в кожаном переплете.

С тех пор как Макс показал мне снимки с места преступления, я относился к фотографиям с опаской.

— Возьми, он не кусается.

Я взял альбом, пристроил его на коленях. Открыл не сразу.

— Это ты?

— Это была я, — поправила Бригитта. — Все говорили, что я могла бы сниматься в кино.

Между женщиной, которая сидела передо мной, и чудесной белокурой девушкой, которая подмигивала с фотографии в альбоме, пролегли световые годы. Рука покоится на бедре, вызывающий взгляд. Длинные волосы, шорты, выставлявшие напоказ ноги, достойные любого подиума.

— Эта — тысяча девятьсот восемьдесят третьего года. Мне тогда едва исполнилось двадцать лет. Я работала официанткой в Альдино. Пошла к портнихе и попросила укоротить форменную юбку. Эти несколько сантиметров оказались отличным вложением капитала. Клиенты соревновались между собой, кто оставит мне больше чаевых. После того как кафе закрывалось, некоторые пытались залезть ко мне в трусики.

— Им это удавалось?

Я сразу пожалел, что задал такой вопрос, который можно было во многих смыслах неверно истолковать, но Бригитта восприняла его как комплимент.

— Кому-то да, кому-то нет, — ответила она кокетливо. — Я не бросалась на первого встречного, но если ты достаточно мил со мной, у тебя нет противных шрамов на лице и все шарики на месте, тогда, может быть, ты и дойдешь до финишной черты. И подумать только: до десяти лет я училась в монастырской школе, куда меня запихнула мать. Единственное, что осталось от тех лет, — цитаты из Библии. Слышал бы ты…

Она захихикала, прильнула к бутылке, уже опустевшей. Помрачнела.

— В холодильнике наверняка есть что-нибудь свеженькое. — Она показала на дверь комнаты.