Суть времени. Том 2

Перестройка — это вот эта смерть. И когда я говорю «перестройка-2», я говорю очень определенные вещи. Я спрашиваю: «Будет ли власть второй раз сознательно разрушать страну, ради чего бы там ни было — сохранения своих состояний на Западе, увеличения своего prosperity, спасения prosperity правящего класса (этих 2-х — 3-х миллионов людей, которые нажрались по-настоящему и которые, видимо, всю жизнь мечтали только о том, чтобы вот так нажраться)? Вот ради этого будут уничтожены еще 140 миллионов дяденек и тетенек и их детей и внуков? Этих дяденек и тетенек, которые еще могут что-то создавать, опять поволокут на убой? Да или нет?» Очень не нравится, когда я спрашиваю: «Да или нет?»

И в этом смысле надо категорически отличать перестройку от нормальной демократии, от развития, от западничества, от либерализма. Перестройка — это сознательная ликвидация властью страны. Это будет или нет снова?

Как можно спокойно относиться к перестройке-2, пережив перестройку-1 и твердо понимая, что это именно она, и зная, что отцы перестройки под конец жизни признались, что они своими руками убивали страну, что они об этом мечтали? Яковлев говорил, что он затаился чуть ли не с 1956 года и лелеял этот замысел «великий».

Вот что такое перестройка. В этом смысле в стране сегодня может быть только один фронт — антиперестроечный. Мы перестройки-2 не допустим. Как говорили евреи, пережившие Холокост: «Никогда больше!» Мы, пережившие перестройку, должны все себе сказать: «Никогда больше!» Этого не будет. По второму разу этот номер не пройдет. И интеллигентскими ужимками и прыжками, как из басни Крылова, не надо замазывать и прикрывать правду.

Были люди, которые встали, чтобы любой ценой, жертвуя всем чем угодно, защитить страну от разрушения, а были люди, которые ее разрушали. И заявить, что те и другие являются участниками перестройки… Не надо, милые. Не надо!

А самое главное, что в таких играх меня интересует это «„Да“ и „нет“ не говорите, черного и белого не называйте, понятий не давайте…» Непонятийный язык!

Рассуждаем о перестройке и не определяем, что это такое.

Рассуждаем о модернизации и не определяем, что это такое.

Рассуждаем еще о чем-то и не определяем, что это такое.

Когда запахло в воздухе очередной перестройкой и когда я об этом сказал? Когда заговорили о развитии определенным образом. Развитие — ценнейшая вещь, метафизическая. Ничего в мире нет важнее развития — для меня лично. И тогда надо четко определить, что такое были предшествующие периоды.

Перестройка — это скверна, в ходе которой власть сознательно разрушала страну. Но тогда надо договаривать — как именно она ее разрушала…

ПОЛИТИЧЕСКАЯ ТЕОРИЯ

Человек — существо бесконечно сложное, в нем все намешано: добро, зло, пакость, геройство… И под тонкой пленкой всего, что представляет собой он (а ему-то как существу 40–50 тысяч лет, не более), все звериное-то кипит. Он часть этой природной, звериной среды. Он из нее вышел. Он создал для себя искусственную среду обитания. Он создал способы управления этой средой, он создал себя самого. Он безумно сложное существо.

И внутри этого существа, конечно, есть зверь. Ну, скажем совсем грубо: там, внутри каждого человеческого существа, сидит хрюкающая свинья — вот этот зверь затаившийся. Для того чтобы этого зверя отделить от человека, существуют табу, запреты, начиная с древнейших (не буду их перечислять), моральные регуляторы, религия… Все это существует для того, чтобы «свинью» не выпускать из клетки, чтобы посадить ее в клетку и там держать.

И есть некая возможность выпустить этого зверя наружу. Есть кнопка такая — кнопка, на которую всегда можно нажать, и свинья из клетки вылезет. Вылезет из нее — и начнет все вокруг себя пожирать. Ученые хорошо знают, как устроена эта свинья, как устроена эта клетка и как устроена эта кнопка.

В демократических системах существует консенсус элиты. Есть элитный субъект, способный сформировать консенсус, и в рамках этого консенсуса на кнопку не нажимают. Борющиеся силы не нажимают на эту кнопку. Кнопку охраняют.

В таких системах, как советская, где нет демократии, сама система тянет человека наверх и эту кнопку тщательно охраняет от того, чтобы ее не нажали, не нажали никогда. Потому что все понимают, что, если ее нажать, — кранты. Вот эту кнопку и всю зону рядом с ней охраняют — это запретная зона.

И эта зона была, и ее охраняли. И тогда человек худо-бедно, но восходил. Восходил. Медленно, коряво, как угодно… Даже когда в этом была некая фальшь… Извините, но когда модно держать Толстого, Достоевского и прочих в стенных книжных шкафах, то это уже хорошо. Даже если там стоят одни корешки от Толстого, Достоевского, Пушкина и прочих — это лучше, чем если там стоит порнография. А когда это не корешки, а книги, это еще лучше. И когда стоят в очередях на фильмы Феллини и Антониони — это прекрасно.

Пусть это мода. Мода моде рознь. Мода на порнографию — это не мода на Толстого и Пушкина. Это разные моды. Одна мода тянет человека наверх — к Толстому, Достоевскому, Пушкину. Другая мода толкает вниз.