Когда мне все время говорят: «Где демократия, сетевые структуры, гибкость?» и так далее… Поверьте, я очень люблю демократию, очень не люблю деспотию, как любой нормальный человек. И прекрасно понимаю, что современные структуры должны быть гибкими. Я теорию разного рода сетевых структур знаю не хуже тех, кто их восхваляет.
Сетевая структура — это «Оккупируй Уолл-стрит». Вот это сейчас сетевая структура. Знакомые мне люди из Канады — неплохая фирма, занимавшаяся антирекламой и прочим, — запустили импульс. Он получил фантастический отклик по миру. Но сделать-то этот мир ничего не может.
Люди выходят, кричат, что их 99%. Они ошарашили весь мир. Они заставили поддержать их и Обаму, и Сороса, и Гора, и бог знает кого. Мир трясет. Но у людей нет единого языка. Нет ядра. Нет мировоззрения. Мир подходит к 2017 году, который очень будет напоминать 1917-й. Но если тогда это ядро было — марксистское, коммунистическое, социалистическое, — и так получилось, что оно оказалось успешным на территории России, и вспыхнул этот красный огонь, и мир действительно стал другим, то в 2017 году может оказаться, что есть только эта диффузия. А диффузная система беспомощна.
Вопрос не в том, что хочется командовать. Вопрос в том, что диффузные системы беспомощны. Они могут что-то раскачивать, но они не могут ничего делать. Сетевые структуры, действовавшие на площади Тахрир и так далее, обернулись «Братьями-мусульманами». Они и действовать могли, потому что были «Братья-мусульмане», а к ним было подключено очень многое.
Нет систем без ядра. Нет эффективных систем борьбы без ядра. Ядро должно быть. А вот если будет только ядро — это будет жестко-директивная система. Это будет секта, Орден. И ничего больше.
Поэтому вокруг ядра должны существовать на разных орбитах разной степени отдаленности другие структуры, связанные с этим ядром (а также друг с другом) разной степенью связей. Вот тогда система на периферии будет обладать необходимой гибкостью, а в ядре будет обладать необходимой жесткостью. В ядре будет очень большая жесткость, на периферии — гибкость. А если вы будете в среднем искать, какую надо по системе получить гибкость или жесткость, то никогда не найдете правильный параметр, потому что его просто нет. Более того, жесткость, плотность, консолидированность в ядре только и позволяет удерживать всю периферию в гравитационном (или магнитном, это уж как вы хотите) поле этого ядра.
Если ядро не оказывается жестким — конец, нельзя удержать все это в его поле.
Вот что мы пытаемся строить. Поэтому в ядре будет глубокая мировоззренческая общность и железная дисциплина.
И каждый, кто питает иллюзии по поводу того, что он тут кого-нибудь с кем-нибудь разведет и погреет руки у идеологического огня, перехватывая какие-то политические инициативы и пр., пусть оставит свои иллюзии в известном отхожем месте. Этого не будет. В ядре все будет происходить как в железной когорте единомышленников. А вот на периферии все будет происходить как угодно: на любой степени отдаленности, с любыми степенями несогласия. Кроме того, даже в этом железном ядре единомышленников всегда, пока я жив, будет абсолютно свободная идеологическая дискуссия. Абсолютно свободная.
У православных есть какие-то вопросы к тому, что мы делаем? Мы готовы к широчайшей идеологической дискуссии: к теологической, мировоззренческой. Мы позовем лучших авторитетов церкви. Мы докажем свою правоту. Мы докажем, что в мире действительно существует то, о чем мы говорим, что в нем есть левая хилиастическая церковь и есть правая, черная, гностическая. Что они есть, что они противостоят друг другу, что они противостояли друг другу в истории всегда. Что есть теология освобождения в Латинской Америке, а есть крайне правые. Есть социалистические христиане, а есть интегристы. Что это всегда было и будет. И что за этим стоят метафизические модификации, причем важнейшие.
И единственный язык XXI века, который только и может что-то создать и предотвратить мировой крах, — это язык, в котором красная религиозность, не противоречащая духу религии (причем разных религий: ислама, буддизма, православия, католицизма), окажется в метафизическом синтезе с мировоззрением людей, для которых красная метафизика является светской.
Будет найден этот глубокий общий язык? Сформируется новый общий язык? Родится этот сплав, о котором мечтали величайшие люди мира?
Этот сплав имеет шанс родиться в нашей лаборатории, если мы не оттолкнем людей, а убедим их в своей правоте…
Для этого нужна длинная национальная дискуссия по многим вопросам, когда каждый убедится в том, что мы правы. И неврастеники, которые шарахаются при первом слове, пугаясь собственной тени, считая, что они пугаются чьей-то чужой. И люди, которые просто до конца чего-то не поняли. А может, и мы в чем-то уточним свои позиции в ходе подобной дискуссии.
Мы не пытаемся быть оракулами. У нас есть практическая цель.