Суть времени. Том 4

По этому поводу есть очень неплохие статьи Мераба Мамардашвили в его книге «Как я понимаю философию» — об эмансипации формы и о том, что форма оказывается некоей тенью (я обращаю здесь внимание на понятие «тень» у Юнга), мертвым пространством внутри системы…

В связи с превращенными формами часто говорится о рациональности, о том, что любое превращение есть иррациональность. Маркс, обсуждая превращенные формы, очень любил использовать термин «мнимые числа» (поскольку в его время в математике было не так много чего). Превращенные формы как мнимые числа. Сжатие опосредующих звеньев, их эмансипация и их агрессивное отчуждение от того, что они должны обслуживать, и является одним из феноменов, который приковывал внимание Маркса. Потому что Маркс чувствовал, что вот здесь его теория нарывается на некий айсберг. Что, с одной стороны, вроде бы она находит здесь наиболее полное воплощение, а с другой стороны, вот здесь-то и наступает какой-то затык.

Мамардашвили называет это «дырами целого», квазипредметами. Процедуру формирования подобного рода форм называет «феноменологическим замещением». Естественно, что очень часто это обсуждали в связи с товарным фетишизмом и с общественным фетишизмом вообще. Кое-что из этого было заимствовано у Фейербаха, который в свою очередь заимствовал что-то у Гегеля. Но самое серьезное — это мучающее Маркса ощущение, что здесь есть какой-то парадокс, что здесь бытие и сознание вступают в особые отношения. И что есть неустранимые различения между бытием и сознанием, которые и знаменует собой проблема превращенных форм.

Мамардашвили пишет:

«Если более глубоко и до конца продумать и развернуть философские последствия проблемы превращенной формы, то окажется, что учитывающий ее способ обращения с фактами этой реальности предполагает иные метафизические допущения и постулаты, чем те, которые допускались классикой и полагались ею в качестве всеобщих и универсальных. …Это касается прежде всего пересмотра формулировки таких абстракций, как абстракции упорядоченности бытия или его хаотичности, прерывности и непрерывности, однородности и неоднородности, понятий истины и заблуждения, отношения „описания извне“ объектов человеческой реальности и их „описания изнутри“ и т. д. Речь в принципе должна пойти о построении онтологического пространства мысли, отличного от так называемого „декартова пространства“ и могущего тем самым послужить лоном отработки или, если угодно, изобретения расширенных форм рациональной мысли и объективного знания и описания».

Не знаю, является ли эта мысль рациональной до конца, но, безусловно, то, что он здесь сказал, очень важно.

Так вот, есть все основания полагать, что темная энергия (и, возможно, темная материя) является как бы физическим эквивалентом Иного. То есть чего-то такого, что не вписывается в классический монизм, в универсалистскую модель мира, построенную из одного источника. Эйнштейн постоянно мучился с этим, потому что он хотел все истолковать из кривизны пространства-времени. И, в конце концов, вынужден был ввести так называемый лямбда-член в свою модель, что сразу и породило темную энергию и темную материю, как некое его гениальное предвидение. И одновременно лишило модель Эйнштейна того универсализма, о котором он так мечтал: чтобы всё-всё-всё было выведено из этого самого искривления пространства-времени.

У Маркса то же самое возникло с превращенными формами. Превращенные формы, эти дыры, эти тени и пр. внутри социального мира являются фактически тем же, чем являются темная материя и темная энергия с их формами существования в мире физическом.