Сувенир для бога

В первый момент Дьяченко обмер, затем, запрокинув голову, уставился в серо-синий зев лукра. Секунд пять-шесть выдержав высокую ноту, крик перешел в кашель, сухой и резкий, точно треск сучьев в огне. В следующее мгновенье что-то длинное и верткое обрушилось сверху - тотчас острая боль обожгла правую щеку и плечо Дьяченко. Невыносимая боль! Валька аж взвыл! Будто ударом тока, его отбросило в сторону, со всей силы шмякнуло затылком о каменную стену - Дьяченко чуть сознания не лишился. Но нет худа без добра: новая боль немедленно вытеснила боль от ожога. Взгляд просветлел, после мощной встряски мозг заработал с невиданной ясностью. Вжавшись спиной в стену, Дьяченко ловко уворачивался от ударов гигантского хлыста.

Черт знает чем была на самом деле та толстая веревка или канат, брошенный сверху и теперь норовивший огреть Вальку, точным ударом пригвоздить ко дну лукра. Черт знает чем! Может, и не хлыстом, а какой-нибудь диковинной лианой, плотоядной лозой или хищным щупальцем - суть не менялась. Ведь чем бы ни была упругая дрянь, она действовала не сама по себе, а явно управлялась чьей-то рукой, опытной и безжалостной. Дьяченко не удивился бы, если бы в ту же минуту открылось, что засаду наверху ему устроил Оззо или сам Виорах, вновь решивший испытать человека. Сейчас Вальку трудно было чем-нибудь удивить. Казалось, ему абсолютно наплевать, чем хотели его убить и кто был охотник. В тот момент его занимали совсем иные мысли: он непременно должен выстоять, он просто обязан выжить, чтобы... чтобы... "Бллл!!" Как Дьяченко ни изворачивался, кончик хлыста зацепил-таки его левую руку - он завизжал, как раненый щенок, и... выронил единорога.

"Вот бл..!" - в другой раз выругавшись, Валька попытался ударить мечом чертов хлыст. Куда там! Хлыст был быстр и верток, как жало змеи. "Сука, чем же тебя достать? - Дьяченко лихорадочно соображал. - Кто ты, черт подери?!" Снова рывком выкинул вперед руку с мечом - хлыст вовремя дернулся в сторону, будто был зряч, будто сплошь из змеиных глаз. Лезвие клинка лишь черкануло по нему, зато Дьяченко, потеряв равновесие, растянулся в центре колодца. Краем глаза увидел, как хлыст, вначале сложившись в тугую пружину, вдруг резко распрямился и теперь несся на него с бешеной скоростью, метя в непутевую его голову. "Ах ты, черт!" В считанные секунды в этой непутевой голове пронеслось то, что обычно называют прожитой жизнью. Но почему-то память выбрала, а затем мгновенно сфокусировала мысли на одном-единственном, как ни странно, самом позднем фрагменте: Валька выпрямляет единорогу его бронзовый рог, а вдогонку несется чей-то душераздирающий крик... В следующую секунду, волчком крутанувшись со спины на бок, чудом увернувшись от удара хлыста, Дьяченко ловко подхватил сувенир и со всей силы хрястнул им о каменное дно. И вновь - тот же истошный крик, переходящий в хлесткий кашель. С чудовищным свистом хлыст взлетел и исчез на верху лукра, словно призванный к себе пронзительным криком.

Дьяченко едва успел проводить хлыст взглядом, как на плечи ему обрушился комок мышц и ярости и в тот же миг впился в шею когтями. Валька заревел! Попытался скинуть незнакомца - тот клещом вгрызся в его спину. От невыносимой боли потемнело в глазах, сердце, казалось, замерло в ожидании смерти. Человек пошатнулся... удержал равновесие... и, собрав последние силы, ударил единорогом о стену. Тотчас знакомый детский крик резанул ему слух! Что-то свалилось с его плеч, упало под ноги, завертелось, закружилось, продолжая вопить и стонать... Вдруг все стихло, и Дьяченко увидел перед собой карлика. У него были больные глаза и непомерно большая голова, похожая на школьный глобус. Вместо материков и океанов на ней было разбросано с полдюжины красно-желто-оранжевых пятен. Пятна непрерывно и вразнобой пульсировали.

- Твоя взяла, человече, - устало качнул головой карлик и тут же зашелся в кашле, сухом и трескучем. Сейчас голос его был похож на голос простуженного ребенка. Дьяченко растерялся. Он тупо уставился на уродца, не зная, что делать ни с ним, ни со своими руками. В одной он по-прежнему сжимал меч, в другой - уже порядком изуродованный сувенир... Чувство, близкое к жалости, на миг шевельнулось в Валькиной душе, да тут же исчезло. Этот головастик мог запросто задушить его!

А фрукт попался редкостный - таких прежде Дьяченко ни разу не встречал. Ни в одном из трех миров, где успел побывать.