Наконец увидел их лица. Положительно умные. В меру озабоченные, в меру порочные. На его глазах проделывали разные чудеса. На языке вертелось: "Астровары не шарлатаны, астровары придумали их". На его глазах проникали друг в друга, выходя наружу между лопатками, из правого плеча, из пупка и в паху. Обменивались телами, по-приятельски похлопывая друг друга по плечу.
Сначала стремительно старели - с шоу, музыкой, громкими стихами, заводными, не воспроизводимыми на человеческий лад песнями, с коралловыми масками, с обнаженными грудями, из сосков которых струился благовонный дым. Достигали порога смерти, счастливо чихали - и начинали в обратную сторону жить. Стремительно молодели, успевая все вспомнить и насладиться прожитыми мгновениями.
Затем по очереди усыпляли друг друга. Превращали лики друзей в полированное серебро. Гладкое, как зеркало. Гляделись в лики друзей, как в зеркала... И отчего-то видели одного Дьяченко. Но в отражениях он был не такой, каким себя представлял. Он был астроваром. Из его плеча вырастала прекрасная девушка. Иногда в зеркалах проскальзывал Оззо. Не бог-монстр, а величавый конь-единорог. На его спине восседала знакомая девушка, выросшая из плеча Дьяченко.
Без джостика и мышки человек необратимо сходил с ума.
Вот астровар коснулся лба соседа, и тот в мгновение ока превратился в вязкую бурую массу. Подобную мокрой глине. Скинув камзол, астровар взялся ваять. Лепил страстно, не соблюдая пропорций, подчиняясь прихотям ветра на площади и собственному безумию. Сырое творенье уже захватывало воображение, уже влекло, уже влюбляло в себя... Пигмалион вызывал на дуэль каждого, кто оказывался рядом. Бился с ним в кровь, но не убивал. Подводил к творению и на глазах неудачливого соперника похотливо гладил глиняную любовь, совокуплялся, а когда кончал, творение вновь обретало обличье соседа. Как ни в чем не бывало тот сообщал некую истину. Пигмалион ее тут же забывал или проматывал, как проматывают отцовское наследство. Или пропивал, выхватив из рук бродячей нищенки кувшин ледяного вина. Утолив жажду и требовательный рок, какое-то время бесцельно бродил по площади. Как сомнамбула, не видя никого перед собой, не вслушиваясь в чужие истины, готовясь отдаться новому приступу созидания...
Один такой Пигмалион, насильно отлученный от своей мнимой любви, привел Дьяченко к Эрза. На вытянутой вперед руке астровара сидела тень голубя. Еще с десяток теней внизу жадно подбирали крошки.
- Твоя душа еще трепещет? - не глядя на человека, обратился к нему карлик.
- Мне холодно, - стыдясь своей слабости, признался Валька.
- Ты слишком торопишься, человече. Ведь ты не прошел и половины пути.
- Я в пути? - изумился Дьяченко. От такого открытия его бросило в пот. Астровар увлеченно продолжал кормить тени птиц. Но вот, подкинув одну из теней в небо над площадью, все так же молча подвел человека к астровару. Тот неподвижно лежал на брусчатке. Эрза небрежно перевернул ногой незнакомца на спину. Им... ею оказалась юная девушка с грудью такой неописуемой красоты, что ее могла захотеть даже родная сестра. Надавив крючковатыми пальцами на плечо Дьяченко, Эрза заставил его посмотреть в твердый сосок. Когда сосок впился в правый глаз человека, будто проткнул его насквозь, Валька увидел новый город.
Город находился высоко в горах. Ни деревца, ни травинки - лишь отборная брань. Город пытались взять штурмом враги. Осыпали его стены, точно отравленным просом, тучей стрел. Били из камнебойных машин. Посылали на смерть птиц и людей, засыпав в их глотки порох, раздав им в руки по зажженному фитилю... Все было напрасно. Город астроваров был уже мертв. Но смерть, сомкнувшая плотное кольцо на зубцах крепостных стен, была неприступна.
У одной из башен - с алым родимым пятном на стене - терпеливо поджидал Эрза. Наконец, увидев, что на него смотрит Дьяченко, он резким движением изменил направление Валькиного взгляда.
- Погляди сюда, - приказал Эрза и наклонил его голову к голове мертвого астровара - единственного в городе астровара-воина. И снова человек повиновался. Он приник к остекленевшему глазу мертвеца, око вдруг покрылось пузырьками, кипение усилилось, обожгло правый глаз Дьяченко, и только тогда он смог увидеть третий мир астроваров.
- Я вижу мир, подобный лабиринту Виораха, - безотчетно чему-то радуясь, доложил человек.
- Нет, скорее, ваши миры можно уподобить моим органам, конечностям, различным жизненно важным системам.
- Например, почкам?
- Ни в коей мере! Почки - это возмутительно! Я вообще настаиваю на том, что ты не имеешь права сравнивать внешние миры и внутренний порядок астроваров! Это привилегия...
Дьяченко не услышал последних слов карлика. Внезапный порыв ветра, ворвавшийся на крепостную стену, унес их в горы. На мертвой башне пробили часы. Кольцо смерти лопнуло, и в город с четырех сторон хлынули войска ворога. Но это случилось тогда, когда человек был далеко отсюда. Его взгляд по-прежнему опережал смерть.