Суворов

Войска готовились к бою, по указанию светлейшего — оборонительному. Однако Суворов, внимательно наблюдая за турками в Очакове^{88} и малейшими действиями османского флота^{89}, оснований ожидать сильного нападения не находил. Лишь 21 мая, после прибытия в лиман сильной турецкой эскадры, неприятель обстрелял позиции «верных запорожцев» у основания косы, а утром 22-го 39 турецких кораблей сделали несколько сот выстрелов по позициям Шлиссельбургского полка. Никто не был даже ранен, на десант противник не решился (Д II. 413).

Инициативу в боевых действиях турки явно утратили. Необходимо было действовать. Цель наступления была очевидна. Крепость Очаков запирала русским устье Днепра и позволяла туркам хозяйничать в Днепровско-Бугском лимане.

ОЧАКОВ

«Бить брешь с флота в нижнюю стену. Успех, штурм».

По-видимому, еще при встрече с Суворовым после «Кинбурнского ада» Потемкин предостерег Александра Васильевича от штурма Очакова со стороны лимана, предлагая минимизировать жертвы осадой. Жестоко страдавший от ран Суворов согласился[68]. Ордером от 9 октября 1787 г. светлейший предписал: «В настоящем положении считаю я излишним покушение на Очаков без совершенного обнадежения об успехе. И потеря людей, и ободрение неприятеля могут быть следствием дерзновенного предприятия. Поручая особенному вашему попечению сбережение людей, надеюсь я, что ваше высокопревосходительство, будучи руководствуемы благоразумием и предосторожностью, не поступите ни на какую неизвестность»^{90}.

Суворов ответил: «Повеление вашей светлости исполню», — тем более искренне, что сам удерживал адмирала Мордвинова от бомбардировки Очакова (Д II. 327). Не шевельнувшись во время сражения 1 октября, адмирал, мечтая реабилитировать флот, 4 числа атаковал турецкую эскадру в лимане. В результате «одна плавучая батарея пронеслась ветром сквозь оба турецкие флота (объединенную эскадру) при ее курсе с пальбой, несколько попортила один турецкий фрегат и ушла из виду» (Д II. 320). Русская эскадра не пошла на прорыв, ограничившись перестрелкой с турецким флотом и крепостью. Поврежденная батарея выбросилась на мель, экипаж во главе с капитан-лейтенантом Веревкиным, в том числе оказавшийся тут добровольцем де Ломбард, попали в плен. После ухода турецкого флота 6 октября Мордвинов жаждал обстрелять Очаков, что Суворов полагал бессмысленным.

22 октября 1787 г. Потемкин сообщил Екатерине II, что отвергает идею штурма крепости: «Касательно Очакова будьте, матушка, уверены, что без формальной осады взять его и подумать невозможно. Да и атаку вести надобно со всеми предосторожностями. Я его смотрел и прочие весьма близко, менее, нежели на пушечный их выстрел. Александр Васильевич при всем своем стремлении и помышлять не советует иначе»^{91}.

Войска были неподготовлены к штурму. Без надежных командующих на серьезную роль флота полагаться было нельзя. Потемкин прислал в лиман Ф.Ф. Ушакова, но Мордвинов его быстро выжил^{92}. Только весной 1788 г. эскадру в лимане возглавили хорошие моряки: гребную флотилию Нассау-Зиген, парусную — Пол Джонс. Суворов горячо их приветствовал и не раз выражал Потемкину свой восторг от сотрудничества с хорошими моряками (Д II. 385 и др.).

В середине марта они втроем провели разведку лимана и подступов к Очакову (Д II. 392). В апреле Суворов устроил для флотилии Нассау базу под Кинбурном (Д II. 403). В это время они детально, с привлечением инженер-полковника Н.И. Корсакова, обсуждали возможность атаки на Очаков с моря (П 206, 207). Пока османский флот не пришел в лиман, казалось разумным взять крепость штурмом со стороны лимана. Суворова интересовало, могут ли русские корабли подавить крепостные батареи и настильным огнем разрушить «стенку нетолстую на берегу у самой воды», открыв дорогу десанту.

Александр Васильевич знал, что подступы к крепости, обновленной французскими инженерами, а возможно, и сами крепостные сооружения, «сильно минированы». Без должной разведки это могло помешать штурму (П 207). Требовалась и специальная подготовка войск. Учения моряков Нассау и солдат, в которых пехота штурмовала редут, показали, что войска «от барабана отвыкли, лишь кричат, как в трактире». «Больше надо самому экзерцировать, — написал Суворов Потемкину, — только бы басурманчики дали время» (Д II. 399). К началу мая он был удовлетворен успехами тренировки войск (Д II. 407).