Суворов

У Дитмарна было 200 человек, у графа Иосифа Миончинского — 1400 конных и 300 пеших при 6 пушках (Д I.189–190). Суворов не успел его перехватить, т.к. 5 ноября при переправе через Вислу так расшиб себе грудь, что «тяжко занемог»: «на лошади сидеть не мог и к живственным операциям боЛее не годился»; даже в декабре едва мог работать с документами (Д I.185,196). До этого за сутки перед сражением у Раковца 23 июля 1770 г. он уже сильно повредил себе ногу, но все же командовал верхом. Тогда 150 карабинер, кирасир и драгун капитана Голяшева и Китаева атаковали до 500 конфедератов через мост: «дрались с час, без пушек, ломали их раз 6. Гнали с милю. Милостью Божией у нас убитых нет. Ранены: Китаев (прострелен в брюхо), кирасир 1, карабинер 1». Поляки потеряли 10 человек пленными и до 100 убитыми (Д I.139).

После рождественских «каникул», когда стороны не беспокоили друг друга, граф Миончинский попытался захватить Краков, заставив едва пришедшего в себя от контузии Суворова совершить в феврале 1771 г. дальний «поиск» в соседнее воеводство. Рассеянные им отряды конфедератов бежали к австрийской границе, а часть пыталась зацепиться в городке Ландскрона, над которым высился на горе маленький замок. Суворов, имевший под рукой 800 человек, бросил на штурм городка половину войска, построив его двумя колоннами, капитана Дитмарна и поручика Сахарова.

«Пехотные колонны, — доложил он, — перелезли все ланскоронские рогатки с великой храбростью, выгнали из местечка всю мятежничью конницу, взлезли на всю крутизну горы замка», захватили польские пушки, выбили ворота и ворвались в замковый двор. Суворовская идея взятия крепостей «на штык» торжествовала. Но командир передового отряда прапорщик Подладчиков был тяжело ранен; в тот же момент получили раны Дитмарн и подпоручик Арцыбашев. Их колонна отступила, увлекая за собой вторую колонну, где раны получили Сахаров и поручик Суворов (племянник генерала). Взбежала на гору часть резерва, но командовавший им порутчик Мордвинов был ранен. «Офицеров у меня почти не осталось, — писал Суворов, — лошадь ранена, сам оцарапан. Осталось мне только привести пред вечером людей в военный порядок, оставить все невыигранное дело и тихо отступить» (Д I.224).

Неудача обернулась тяжелыми потерями: 19 убитых, 7 раненых и 2 пропавших без вести. Суворова не утешило, что конфедераты потеряли в городе и в поле гораздо больше, в т.ч. офицеров. Он постоянно вспоминал о Ландскроне в военных документах и письмах, горько сожалея о своих офицерах, но еще больше — об исчезнувшей инициативе солдат.

Как же так, рассуждал Суворов, все было сделано правильно, «шли на одних штыках», победа была рядом. «Все то зависит от судьбы Божией!» Земных причин неудачи было две. Во-первых, «офицеров били как уток по их щегольской, роскошной, принятой от побежденных одежде». Во-вторых, постоянно находящаяся на посылках «пехота совсем экзерцирование, эволюции для атак и маневры забыла». Раньше «ефрейтор предводил капральство и роту. Все под Ландскороном исчезло!» «Как лучшие офицеры переранены были, овцы остались без пастырей». Что хуже всего, «Ланскоронское происшествие зависело от суздальцов, которые ныне совсем не те, как при мне были. Сих героев можно ныне уподобить стаду овец… Не упрекайте меня, милостивый государь! Я думал с суздальцами победить весь свет».

«Чего найти достойнее, праводушнее, умнее Штакельберга? — риторически вопрошал Александр Васильевич, сетуя на потерю при новом полковнике выучки Суздальского полка. — Только у него на морозе, на дожде, на ветре, на жаре болит грудь… Майор у Штакельберга канцелярист». Они не могут, как делал Суворов, лично обучать солдат (Д I.227, 239, 243)!

Письменно Суворов не задавал вопрос, не следует ли учить солдат особому, отличному от полевого боя способу штурма укреплений. Он смог познать «таинство» крепостного взятия лишь к Измаилу. Не озвучивал он и более важный для солдат вопрос, что они вообще делают в Польше? И настанет ли конец странной войне, на которой морально слабеет даже лучший полк? — Хотя жестоко мучался этим, стараясь любой ценой покинуть столь симпатичную ему страну.

Глава 6. РОЖДЕНИЕ ФИЛОСОФИИ

ЦЕЛЬ ВОЙНЫ

«Мы (здесь) не столько к поражению просто мятежников — что есть только пустое партизанство — но для успокоения земли».

В августе 1770 г., получая сведения о победах графа Румянцева, Суворов писал бригадиру Кречетникову, поздравляя его с откомандированием в Главную армию: «Сколько вы счастливы, что вы у графа Петра Александровича! Дела ваши будут видны, лишены невероятных хлопот, способные случаи имеете отлично блистать, я же в моих наитруднейших и едва преодолеваемых обстоятельствах такого освобождения из них не предвижу» (Д I.158).