Суворов и Кутузов (сборник)

Все знали: фельдмаршал шутит только во время отдыха, за обедом, а в рабочие часы – шутки в сторону.

– Мальчик, садись, чайку попьем! – крикнул он Столыпина.

Пили чай с медом и сухарями.

Напившись, Суворов усадил адъютанта за стол к окну, которое выходило в большой графский сад:

– Прочти-ка, что вчера записали из «словесного поучения».

– «Береги пулю на три дня, а иногда на целую кампанию…»

– Прибавь: «как негде взять».

– «Стреляй редко, да метко. Штыком коли крепко. Пуля обмишулится, штык не обмишулится. Пуля – дура, штык – молодец. Береги пулю в дуле; трое наскочат, первого заколи, второго застрели, третьему штыком карачун; это не редко, а заряжать некогда. В атаке не задерживай…»

– Так. А дальше, на той синей бумажке, что у нас?

Столыпин прочел:

– «Фитиль на картечь; бросься на картечь: летит сверх головы. Пушки твои, люди твои; вали на месте, гони, коли, остальным давай пощаду. Они такие же люди: грех напрасно убить».

– Все?

– Все, ваше сиятельство.

– Теперь пиши.

И Суворов, бегая из угла в угол, стал диктовать:

– Три воинские искусства: первое – глазомер, второе – быстрота, третье – натиск…

…Уже давно взошло солнце, давно погасили свечу – она была не нужна. Наступило утро. Из сада, из не освещенных солнцем уголков, тянуло сыростью, но в этой непроницаемой дымке, которой уже было подернуто небо, чувствовалось, что день встает жаркий, душный.

Суворов диктовал:

– Субординация, экзерциция, дисциплина, чистота, опрятность, здоровье, бодрость, смелость, храбрость, победа и слава… Ну вот. Вчерне готово. Завтра перепишем, и можно посылать в полки. А теперь пора обедать. Что, Киселев приехал?

– Так точно.

– Ступай позови его к обеду!

Столыпин с удовлетворением пошел звать генерала Киселева, – он оказался прав: генерал-поручику было кстати не сразу являться к фельдмаршалу.

III

В приемной фельдмаршала собрались все приглашенные к обеду.

Суворов вышел из спальни (она служила ему и кабинетом) чисто выбритый, надушенный, свежий. Волосы после купанья еще сохраняли влагу. Фельдмаршал был во всем белом. Только на кителе обшлага, лацканы и воротник – зеленые. На груди висел один Андреевский орден.

Суворов стал здороваться с теми, кого сегодня видал впервые.

– Здравствуй, друг мой Дмитрий Иванович, – приветливо встретил он генерал-поручика Киселева. – Сядешь возле меня. Поговорим.

Это обыкновение фельдмаршала отчитывать потихоньку знали все. Ежели Суворов бывал недоволен полком, он никогда не бранил его тут же, на плацу или в поле, а потом, наедине, хорошенько пробирал командиров.

– Господа, прошу немножко повременить: Мандрыка пошел наверх пригласить к столу графинюшку, – обернулся ко всем Суворов.

Немного погодя в приемную вошла в сопровождении суворовского генерал-адъютанта Мандрыки сорокалетняя, еще красивая графиня Потоцкая.

Суворов кинулся к ней навстречу. Галантно поцеловал руку:

– Доброе утро, ваше сиятельство. Милости просим откушать нашего солдатского хлеба-соли…

– Спасибо, Александр Васильевич, но я ведь только что встала, – улыбнулась графиня, кокетливо окидывая всех своими большими карими глазами. – Мне обедать еще рано…

– А мы кофейком вас попотчуем. Оживите, украсьте наше общество. А то все мужики. Смотреть тошно. Прошу вас!

Суворов повел графиню в залу, где был накрыт стол и где уже похаживал румяный от выпитой водки, но ничуть не повеселевший камердинер Прошка. Он покрикивал на двух вестовых, отряженных подавать к столу.

Суворов никогда не сидел за столом на хозяйском месте. Он садился сбоку, на уголку, по правую сторону стола. И теперь хозяйское место фельдмаршал приготовил графине.

Подойдя к столу, Суворов громко и внятно прочел молитву:

Очи всех на тя, Господи, уповают…

Кончив, он улыбнулся и будто бы сурово изрек:

– Кто не сказал «аминь», тому водки не будет!

В кабинете он был серьезен – не улыбнется, не пошутит, а за обедом любил смеяться, проказничать.

– Я не сказала «аминь», – отвечала, усаживаясь, графиня.

– Ваше счастье, что вы не пьете, а то сейчас бы заставил выпить водочки…

Всем мужчинам налили водки. Выпили. Суворов закусывал своей любимой редькой и усиленно угощал сидевшего рядом генерала Киселева.

– Простите, графинюшка, мы по-солдатски, редькой… Как про нее в поговорке сказано: «шут в луже, борода наруже»… Мы в вашу сторону дышать не станем!

– Кушайте, пожалуйста! Я сама очень люблю редьку.

Вестовые стали по чинам обносить гостей.

Суворов любил все горячее. Для него готовили в отдельных горшочках и так подавали на стол. Он ел с аппетитом и рассказывал, будто бы одному Киселеву, как в прошлое воскресенье вручали орден Анны командиру егерского батальона подполковнику Шмелькову. Подполковник с виду суров, брови лохматые, усищи громадные. И ни у кого в церкви, где освящали орден, не случилось булавки, чтобы приколоть ленту. И как дамы наперебой бежали к нему с булавками.