Суворов и Кутузов

В переднем углу, на широкой скамейке, разметавшись во сне, лежал Аркаша. Наездился верхом, намаялся за целый-то день. Вояка. Приехал учиться.

Ничего, парень не трус. Пулям уже не кланяется – только ядрам. И как увидал первого убитого, еще в Сан-Джиованни, – побледнел. Ну да это закон природы. Конь увидит мертвого коня – тоже храпит, косит глазом, страшится…

У порога, на кошме, как-то свернувшись калачиком, храпел во всю ивановскую Прошка. Александр Васильевич немного не доходил до него, а когда, задумавшись, упирался в Прошкины ноги, то крутил головой, торопливо отходил прочь. И тотчас же брался за табакерку – нюхал табак.

На столе горела свеча. Лежал план Нови и окрестностей, старательно вычерченный австрийскими офицерами (вот на это они мастера!), черновик давешнего письма генералу Краю.

Французы не поддавались на удочку: сами не атаковали, не спускались в долину. Целый день войска простояли на месте.

Ждать больше нечего. Завтра на рассвете Суворов сам атакует Жубера. А то еще удерет в горы или, чего доброго, начнет укрепляться здесь. Позиция у него превосходная, удобная для обороны. Ну, да не из таких еще выкуривали! Не такие крепости брали!

Главное направление удара должно быть на правое крыло французов, – тут ключ позиции. Против правого крыла и против центра – городка Нови – Суворов потому и поставил свои, русские, части.

Австрийский барон Край хоть и хвастунишка, а все-таки храбрый и дельный генерал. Будет со своими дивизиями Отта и Бельгарда справа.

В резерве – оба ненадежные, оба «высокопревосходительные» – Розенберг и папа Мелас. Чтоб не обидно было обоим!

На этот раз Суворов решил схитрить. Общей диспозиции к завтрашнему бою он писать не хотел: войска все под руками, он сам в центре, сам и будет всем командовать. Чтоб нихтбештимтзагеры не напортили, как при Треббии…

Но австрийские генералы больно с фанаберией. Если им сказать, что главная роль отводится в бою не им, а русским, то они, конечно, завопят. Потому Александр Васильевич отослал вечером генералу Краю письмо.

В нем он дал понять барону, что его фланг – главный. Немного польстил венгерцу, закончив письмо так:

«Ich verlasse mins ganz auf meinen heidenmuthigen Freund».[114]

Пока даже Багратиону не говорить: князь Петр не болтун, но – не надо.

По замыслу Суворова, Край должен был атаковать первым и оттянуть на себя силы французов с их главного фланга.

«Край будет вроде горчичника! – улыбнулся своим мыслям Суворов. – А ежели атаку Края отобьют и он будет лезть раньше времени за подкреплениями, тогда как?»

Александр Васильевич остановился у раскрытого окна. Облокотился.

Казак Ванюшка не зевал, наслаждался жизнью. Что-то лопотал на крыльце, смеялся с хозяйской дочерью. Плел все, что знал, – французское и немецкое: «балезарм» и «зер гут».

«И ведь ни словечка не понимают оба, а понимают друг друга…»

В это время в тишине ночи раздался стук колес.

По деревне, тарахтя, ехали десятки фур.

– Дяденька, ето какой?

– Мушкатерский.

– А гренадеры де?

– Подале!

«Патронные фуры, – догадался Александр Васильевич. – А если Край или кто-либо начнет лезть в дело, то, чтоб не пускаться в объяснения, не отвечать никому! Временно уклониться от ответа. То же и Краю!»

«А как?» – спросил сам у себя.

И только подумал, тотчас же нашел прекрасный ответ.

Александр Васильевич улыбнулся удачной выдумке. Он подошел к распятию и стал молиться на ночь.

V

Адъютант Тарро осторожно тронул плечо главнокомандующего:

– Вставайте, генерал! Сувара наступает!

Жубер открыл глаза. В комнате уже было светло. Снизу доносилась отчаянная ружейная трескотня. Удесятеренная, она гулко отдавалась в горах.

Значит, Суваров все-таки не ушел. Жребий брошен!

Он торопливо оделся, прицепил шпагу и крикнул в дверь:

– Коня!

Через минуту Жубер уже скакал к левому флангу, где на Периньона наседал корпус Края.

Войска были расположены у деревни Пастурана. Периньон, поздно вернувшийся с совещания, застал их уже спящими. Переход утомил войска. Они поели и улеглись тут, на кукурузных полях, в садах и виноградниках, даже на пастуранском кладбище. Чтобы зря не трогать людей, Периньон выдвинул на позицию всего лишь одну бригаду.

Войска только подымались и строились, когда Жубер проскакал через деревню Пастурана. Он мчался в цепь застрельщиков.

Когда вчера утром Жубер увидал в зрительную трубу русского фельдмаршала, спокойно стоявшего на поле между своими и французскими линиями, он залюбовался стариком.

«Молодец!» – похвалил Жубер, как хвалили Суварова все – Моро, Сен-Сир.

Цепи французских стрелков, разумеется, тоже видали Суварова. Так пусть теперь увидят, что и их новый главнокомандующий не боится пуль!

– Вперед, молодцы, вперед! – кричал он стрелкам, которые, не обращая внимания на него, делали свое дело.

Австрийские пули роем носилось вокруг. Белые австрийские мундиры мелькали за деревьями, по ту сторону оврага, вот тут, совсем недалеко.

Жубер только поворотил коня, чтобы проскакать вдоль цепи, как пуля тирольского стрелка ударила его в грудь.