Суворовец Соболев, встать в строй!

— А хотите, я вам новую модель покажу? – приподнялся со своего места вожатый, подошёл к шкафу и достал оттуда тряпочки с нашитыми бечёвками и свинцовыми грузилками. – Первая обычная модель. — Смотрите, — и он, высунувшись в окно, отпустил парашютик. Его подхватил ветер, понёс и приземлил метрах в двадцати от казармы. – А теперь мой, — выпустил он второй парашют. Модель показалось Саньке похожей на большую белую птицу. Она, как крыло, была широкой, плоской и узкой. Поперёк неё проходили нитки, деля ткань на дольки. Санька даже увидел, как она замахала крыльями и, как живая, полетела. Ветер подхватил её и бросил на тополя. Там она зацепилась за ветку, и крыло её сломалось и безжизненно повисло.

— Видите, — сказал Володя, — может пролететь сколько угодно. Если подобно ей сделать парашют, то им можно управлять в полете, падать камнем, а можно кружиться, как в вальсе. А представляете, как нужен такой управляемый аппарат в бою, когда внизу враги. Можно перелететь, можно поворачивать, а можно вести огонь с воздуха. Вот так, — вдруг резко закончил Володя, — принесите, пожалуйста, модель, а то мне показываться… И вам надо торопиться.

По дороге к аллее Витька сказал:

— Вот, Воробей, вот люди. Им бы только своя утроба, своя кожа и рожа. А у Володи мы, у него парашют, он знает, для чего всё это, он знает, что будет дальше. Он понимает, для чего в суворовское училище поступил. А ты понимаешь?

— Не знаю, — сказал Санька. – Ещё не знаю. Но мы здесь, наверно, не для того, чтобы форму носить. Мы же не манекены.

— Ну, Воробей, — сказал зло Витька. – Ну, Воробей, из-за своих бицепсов испортил такой день, ведь Володя о нём мечтал. Ну, Воробей, ты ещё получишь, — и Витька погрозил кулаком в сторону второй роты.

Увольнение

С подготовкой к параду в училище началась другая жизнь.

С утра зарядки не было. Полчаса приводили себя в порядок и сразу выходили строиться. Потом на плацу под марши музвзвода несчетное количество раз проходили мимо трибун, отрабатывая равнение в шеренгах и колоннах, поворот головы и отмах руки.

Занятия сдвинулись, свободного времени оставалось мало, и Санька видел Витьку либо в строю, либо на самоподготовке, либо вечером перед отбоем. И то, он вдруг весь отдался танцам.

После уроков сразу убегал в клуб, если на перемене у него появлялась свободная минута, и там подпрыгивал, делая какие-то сложные движения руками и ногами. Причём занимался не один, а брал с собой Вовку Столярова из третьего взвода, тот тоже ходил на танцы к Евгению Эдуардовичу.

Санька стоял в стороне, а Вовка подсказывал:

— Молодец! Хорошо у тебя получается! Только носки тяни. Если бы тебя в нашу танцевальную студию, где я с пяти лет занимался, то ты бы был у нас солистом.

Евгений Эдуардович вместе с Волынским готовили концертную программу, с которой суворовцы должны были выступать перед пограничниками. Репетиции шли каждый день, поглощая Витьку всего, и ему некогда было поговорить с Санькой. Он даже перестал вспоминать о Лиде, лишь только изредка строил планы, как отомстить Воробью.

— Володя на репетиции не приходит. — Это он всё, Воробей, — начинал Витька и тут же торопился скорее уйти с Вовкой Столяровым.

Иногда Санька хотел что-то сказать, но слова его пролетали мимо. Витька был занят, и когда Санька однажды просто попробовал что-то подсказать, Вовка посмотрел на него свысока:

— Не понимаешь ничего в танцах, так помолчи!

Санька посмотрел на Витьку, но тот весь был в движении. Санька пошёл по коридору, сделал несколько шагов, оглянулся, потом оглянулся ещё раз… Его уход никто не заметил, будто его рядом и не было. Он спустился вниз, посмотрел на тумбочку дневального; на окрашенной поверхности было пусто. Уже больше недели письма из дома не приходили. Санька зашёл в спальню, опёрся на широкий белый подоконник и стал смотреть в окно.

«Если люди – миры, — подумал он, — и их объединяет один холодный космос, то, как же они бывают далеки друг от друга. Как им бывает одиноко, как будто между ними миллионы холодных километров».

До него донёсся голос Толи Декабрёва:

— Да пусть только нападут, пусть только попробуют! У нас, знаешь, какие ракеты? Мы куда угодно достанем! И боеголовки на них мегатонные, посильнее ихних! Так что на Кубу они напасть не посмеют! Никуда они не денутся. Куба будет нашей, социалистической!..

Санька вспомнил, что в последнем письме мама сообщала о том, что скоро на заводе сдадут дом и им, возможно, дадут новую квартиру с газом и водой.

Ещё весной она как-то робко просила отца:

— Да ты наодел бы свои ордена и пошёл бы в дирекцию. Ты же в морской пехоте воевал! Больше чем у тебя наград ни у кого на заводе нет…