Читаем Суворовец Соболев, встать в строй! полностью

Звон не умолкал. Санька выглянул на улицу. Никого. Посмотрел через окно в спальню. Пусто. А тележка всё звенела и звенела, и кто-то её медленно тащил и совсем рядом.

Стало жутко. Он ещё раз выглянул на улицу. Падал свет, тускло светили фонари, и не понять, откуда доносился равномерный дребезжащий металлическими частями звук.

Тогда он заглянул в сушилку. Здесь звук был сильнее. Включил свет, и звук тут же отодвинулся к змеиным волнам труб. Он подошёл, приложил ухо: металлом звенели трубы.

— Дневальный, где вы? Почему ушли от тумбочки?

Санька вылетел на площадку и увидел, как старшина Горунов отодвинул её от стены.

— Смотрите, у вас здесь грязь. Плохо принимаете наряд. Возьмите веник и подметите. Даже письмо чьё-то завалилось. – Он поднял с пола конверт. – Что за неряха в наряде стоял? Письмо при нём за тумбочку завалилось, а он и не заметил. Ну-ка? – старшина придвинул письмо к глазам, вглядываясь в штемпель, — ещё позавчера пришло. Два дня пролежало за тумбочкой. – Повернул конверт лицом. — Так это же Вам. Будто специально дожидалось. Видно не зря Вас в наряд поставили, суворовец Соболев.

— Как раз в четверг объявили, — с грустью добавил Санька.

— Ну что ж, до свиданья. Несите службу хорошо, — попрощался старшина, и как только за ним захлопнулась дверь, Санька разорвал конверт и узнал родной, но трудноразбираемый, как электрокардиограмма, мамин почерк.

«Здравствуй, дорогой сыночек! – обращалась к нему мама. – Как тебе там в училище?..» Дальше она рассказывала обо всех, задавала много вопросов, и в конце сообщила, что дедушке стало ещё хуже, и его положили в больницу.

Дедушка заболел. Саньке сразу стало жаль деда. Ему показалось, произошло что-то страшное. И письмо пришло в тот неприятный день, шло три дня и два дня пролежало за тумбочкой.

«Дедушка болеет». Как это плохо, когда болеет кто-то из твоих родных. Может, у него просто ангина, грипп, или ещё что… Но так просто в больницу не кладут. Значит, серьёзно. Тем более, у дедушки ещё с войны ранения. Хотя, может, и не так страшно. Но написала письмо мама, а не отец. Значит, не просто. Раньше письма только отец писал.

Санька хотел открыть книгу, которую ему дал почитать Витька, но не читалось. «Дедушка заболел!»

Санька вспомнил их последнюю баню перед отъездом.

— Санька, не езжай в суворовскую школу. Санька, я всё копил деньги на дом, отдам их тебе. Купим пианино, будешь ходить в музыкальную школу. Не уезжай. Уедешь, и мы с тобой больше не увидимся. Я уже на пенсии, и сколько лет мне ещё жить-то?

— Да пусть едет, — говорил кривой дядя Саша. – Человеком будет. Нам не чета. Не надо будет молотом как тебе всю жизнь в кузне махать или как мне костяшками на счётах щелкать. Офицером будет, а то и генералом.

— Офицером! Генералом! А ты помнишь нашего лейтенанта, когда он нас в бой поднимал, а мы под огнём прижались к земле и не то чтоб вперёд, головы боялись поднять. Так первая пуля – ему. Офицером. Человеком. Не ходи, Санька, в суворовскую школу…

Мамино письмо задрожало в Санькиных руках. Может, и правда не надо было поступать в суворовское училище, а надо было послушать деда…

<p><strong>Ещё минута</strong></p>

Когда ночью в наряде приближается твоя очередь становиться к тумбочке, и отстоявший своё время дневальный направляется тебя будить, шаги слышны издалека, и кажется, что ты вообще не спал. Проснёшься и лежишь, втайне надеясь, что пройдут мимо, что это не за тобой, что это не тебя сейчас тронут и скажут:

— Вставай!

Санька услышал торопливую поступь ещё из коридора, но глаза не открывал. Когда Женя подошёл к кровати, осторожно стал вылезать из конверта. Он сел, натянул брюки, бездумно задержал сапог в руке, а потом стал быстро одеваться дальше. Когда вышел на площадку, Женя Белов стоял у тумбочки и ждал его.

— Давай часы, — зевнул Санька.

— А ты не торопись. Надевай шинель, здесь холодно. – Женя робко протянул часы на кожаном ремешке.

Стрелки старенькой «Победы» показывали без десяти час. Значит Женя поднял его за пятнадцать минут до срока…

— Зачем ты так рано разбудил?

— Я же не знал, что так быстро оденешься. Думал, пока потянешься, пока натянешь сапоги, вот и будет ровно час, — и, посмотрев на Саньку, добавил: — Хочешь, книжку дам. Очень интересная. «Капитан Сорвиголова». Будешь читать, и время пройдёт незаметно.

— Вот у тебя незаметно пролетело.

— Но у меня книжка кончилась ещё двадцать минут назад. А что я должен за тебя стоять? – противно скривил пухлый рот Женя. – Что я должен стоять, пока ты оденешься? Так что ли?

— Ладно, иди спать. Не надо за меня стоять.

— Ну ты почитай книжку, — виновато продолжал упрашивать Женя. – Очень интересная, про войну. Про буров и англичан.

— Ладно, иди.

Санька достал сложенное вдвое письмо и снова прочитал до конца. «Дедушка заболел». Саньке показалось, что мама написала эти слова большими буквами. Может, хотела выделить, чтобы он обратил на них внимание. «Дедушка заболел!»

Перейти на страницу:

Похожие книги

Адмирал Советского Союза
Адмирал Советского Союза

Николай Герасимович Кузнецов – адмирал Флота Советского Союза, один из тех, кому мы обязаны победой в Великой Отечественной войне. В 1939 г., по личному указанию Сталина, 34-летний Кузнецов был назначен народным комиссаром ВМФ СССР. Во время войны он входил в Ставку Верховного Главнокомандования, оперативно и энергично руководил флотом. За свои выдающиеся заслуги Н.Г. Кузнецов получил высшее воинское звание на флоте и стал Героем Советского Союза.В своей книге Н.Г. Кузнецов рассказывает о своем боевом пути начиная от Гражданской войны в Испании до окончательного разгрома гитлеровской Германии и поражения милитаристской Японии. Оборона Ханко, Либавы, Таллина, Одессы, Севастополя, Москвы, Ленинграда, Сталинграда, крупнейшие операции флотов на Севере, Балтике и Черном море – все это есть в книге легендарного советского адмирала. Кроме того, он вспоминает о своих встречах с высшими государственными, партийными и военными руководителями СССР, рассказывает о методах и стиле работы И.В. Сталина, Г.К. Жукова и многих других известных деятелей своего времени.Воспоминания впервые выходят в полном виде, ранее они никогда не издавались под одной обложкой.

Николай Герасимович Кузнецов

Биографии и Мемуары
100 великих гениев
100 великих гениев

Существует много определений гениальности. Например, Ньютон полагал, что гениальность – это терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении. Гёте считал, что отличительная черта гениальности – умение духа распознать, что ему на пользу. Кант говорил, что гениальность – это талант изобретения того, чему нельзя научиться. То есть гению дано открыть нечто неведомое. Автор книги Р.К. Баландин попытался дать свое определение гениальности и составить свой рассказ о наиболее прославленных гениях человечества.Принцип классификации в книге простой – персоналии располагаются по роду занятий (особо выделены универсальные гении). Автор рассматривает достижения великих созидателей, прежде всего, в сфере религии, философии, искусства, литературы и науки, то есть в тех областях духа, где наиболее полно проявились их творческие способности. Раздел «Неведомый гений» призван показать, как много замечательных творцов остаются безымянными и как мало нам известно о них.

Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары
100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии