Суворовец Соболев, встать в строй!

— Нет, товарищ майор, никак нет, — не ослабляя голоса, орал Витька, волоча за собой друга.

— Ну, смотрите у меня, последний раз, — помахал пальцем Сорокин.

— Постой, ну куда ты меня всё тянешь? – наконец возмутился Санька. – Куда мы?

— Она пришла, пойдём на танцы. Она там!

— А нас пустят?

— А ты что, танцевать собираешься? – успокоившись, хихикнул Витька.

— Да ну тебя… Опять что-нибудь случится, и тогда… Сам знаешь… А у меня дедушка болеет. Представляешь, Сорокин напишет? Что с ним будет? А он меня любит, расстроится…

— Не бойся, мы только посмотрим, и всё.

В дверях клуба они неожиданно столкнулись с Петькой Лычовым. Настроение у него было хорошее, он улыбался и, увидев друзей, ещё больше обрадовался.

— А, голубятники, танцевать захотелось? Одобряю, проходите. Сейчас вас с девочками познакомлю.

— Я не пойду, мне не надо, — запротестовал Санька.

— И мне не надо, у меня есть, — пытался отговориться Витька.

— Есть, ещё будет, — засмеялся Лыча. – Нам скоро выпускаться, на кого же мы своих кадеточек оставим? Вам по наследству и передадим.

— Я не пойду, — сопротивлялся Санька.

Но Петька уже тащил их за собой в зал, где медью гремел оркестр музвзвода, пахло модным «Шипром», пестрели разноцветные платья девушек на чёрном фоне суворовских гимнастёрок, где было тесно, как на демонстрации, и в этой тесноте в вальсе умудрялись кружиться пары. Санька, как мог, тормозил ногами, а Витька орал, чтобы его отпустили, но Лыча хохотал и буксировал их за собой в центр зала. И когда они оказались там, музыка вдруг погасла, пары разошлись и встали у стен. И тут Петька закричал:

— Знакомьтесь, сегодняшние герои, покорители неба. Они поднялись выше всех, под облака, и принесли нам оттуда голубей мира. – В зале зааплодировали. – Храбрым достаются самые красивые девушки! – орал Лыча. – Кто желает потанцевать с самыми храбрыми из седьмой роты?

Санька перестал вырываться. Ему сейчас было стыдно, стыднее, чем в канцелярии командира роты. Он не смотрел в зал на эту пёстрню хлопавшую, улыбающуюся мешанину. Хотелось провалиться, исчезнуть. Но Петька крепко держал его сильной и влажной рукой.

И тут Санька увидел Володю. Он шёл к ним.

— Отпусти их! Сейчас же отпусти!

— Героев ждёт награда, они достойны её.

— Сейчас же отпусти, — наступал Володя. – Сейчас же, иначе…

— Ты что, мальчик, пьявочку захотел? – вдруг изменился в лице Лыча и процедил сквозь зубы. – А ну проваливай.

Но Володя взял Петьку за руку, и Санька почувствовал, как слабеют Лычины пальцы. Санька вырвал свою руку.

— Ну, я тебе, щенок, покажу, — процедил сквозь зубы Петька. – Меня на танцах лажать!..

И вдруг Санька увидел, как через зал идёт девушка. Он её узнал сразу. Это была Лида.

— Я потанцую с героем, — улыбнулась она и взяла Саньку за руку.

Петька побледнел, потом неестественно улыбнулся и тихо спросил:

— С ним? А со мной? Потом со мной?..

Лида улыбнулась, повела Саньку, и тогда Петька на весь зал громко крикнул:

— Вальс! Белый танец, — и тут же процедил, — тебе, Заяц, повезло! Прощаю!

Первой Санькиной мыслью было вырваться, убежать. Но он, как загипнотизированный, следовал за ней. Лида остановилась и сказала:

— Ну что, герой, ведите меня. Покажите, чему вас научил Евгений Эдуардович на уроках танцев.

— Но… я плохо… Витя Шадрин вон… А я нет… — пролепетал Санька свинцовым языком и, подчиняясь воле красивой девушки, правой рукой уже дотронулся до её талии, а левой взял за тёплую ладонь. Сначала он больше всего боялся наступить на её кремовые туфельки, но вдруг встряхнул оцепенение и, подчиняясь ритму мелодии, стал двигаться легко и свободно. Ноги сами отсчитывали заученные движения. Всё вокруг кружилось и сливалось в единое разноцветное полотно. Санька не видел лиц, не знал, улыбаются ли, смеются ли над ним. Сейчас это было не столь важно. Он летел, видел Лиду, её огромные голубые глаза, тёплый румянец на щеках, золотые волосы, её удивительную улыбку. Где и когда он уже видел эту улыбку?

— Вы хорошо танцуете, — продолжала улыбаться она.

«Где же я это видел», — вспоминал он.

— Да. «Но кто так улыбается».

Вокруг мелькали смазанные лица. Чёрные гимнастёрки сменялись цветным ситцем и ярким шёлком. И он вспомнил.

Это было дома. Когда Санька что-то увлечённо делал, ел или просыпался утром, он видел, что так на него смотрит мама. Тихо и нежно, любуясь его движениями.

И вдруг всё смолкло. Последние аккорды взвились под потолок и рассеялись там. Движения в зале стали размеренными и простыми. Санька остался в самой середине один с Лидой.

— Спасибо Вам за танец, Проводите меня.

Он последовал за ней к окну и быстро заспешил на выход. Отовсюду раздавалось:

— Молодец! Хорошо!

Петька Лычов крепко сжал Санькину руку и громко восхитился:

— Ну, паря, молодец! Дай пожму краба! Моя школа!

И как только он освободил ладонь, Санька побежал на выход, схватил оставленную на окне шапку и напролом, через снег, помчался в казарму подальше от похвал, музыки, Лиды, её глаз, её улыбки.