Суворовская юность

В течение суток весь состав наряда отвечал за поддержание чистоты в помещениях роты. Помимо этого, двое дневальных обязаны были до прибытия роты в столовую, подготовить все необходимое для принятия пищи: разложить столовые приборы, получить в хлеборезке и разложить хлеб, масло, сахар, после прихода роты получить на раздаче первые и вторые блюда и разнести на каждый стол. После ухода роты должны были собрать всю посуду и доставить на мойку, навести чистоту на столах и подмести пол.

По уставу необходимо было дежурить и ночью по два человека, сменяясь через каждые два часа, но, возбужденные переживаниями дня, мальчишки в первый раз решили, что они спать не хотят и могут всю ночь не спать совсем. Первое время после отбоя им, действительно, было интересно. Они вчетвером сидели у тумбочки на собранных для утренней чистки прикроватных ковриках и болтали, пока вся рота не заснула. Через некоторое время разговоры пришлось прекратить, потому что в роте установилась полная тишина. Какое-то время у них еще были разные дела: выровнять обмундирование суворовцев, навести порядок в туалете и умывальной комнате, в бытовке, подмести высоченную дворцовую лестницу, вынести баки с мусором, накопившимся в роте за день, на задний двор, где стояли мусоросборники. Но уже после двенадцати они принялись зевать – усталость всего дня и дружное посапывание всего большого коллектива клонили ко сну. Они поняли, что совершили ошибку, решившись на бессонную ночь. Пришлось поделить оставшееся время пополам, чтобы успеть хоть немного поспать. В это время они еще не знали, что потом в течение нескольких лет они будут очень серьезно решать, как поделить ночное время дежурства, и постараются не терять ни одной минуты, отведенной для сна. Шпагин со Стародубцевым решили остаться в первой смене еще на три часа, дав товарищам возможность поспать, потому что уже было смешно смотреть, как Рожков покачивается от усталости, а его глаза совсем слипаются.

– Что будем делать? – деловито спросил Витька, когда они остались вдвоем с Костей.

– Старшина говорил, что надо еще шинели на вешалке заправить, – вспомнил Костя.

Шинели из черного сукна с одним рядом блестящих пуговиц на передней поле надо было заправить так, чтобы пола с пуговицами каждой шинели накрывала впереди висящую шинель. Таким образом, все шинели висели опрятно и ровно, в соответствии с ростом своих хозяев, сверкая рядами начищенных пуговиц, красные петлицы на воротниках выглядели по всей вешалке ровной красной лентой.

– Так я пойду, сделаю, – сказал Витька. Ему явно не хотелось стоять у тумбочки в темном помещении, тускло освещаемом лишь сине-фиолетовым светом ночной лампы. Один вид этого синего ночного света потом еще многие годы жизни после выпуска вызывал у Кости чувство щемящей тоски, холодного одиночества и жуткой безысходности.

– Ладно, – сказал Костя, – я пока постою у тумбочки, а ты разберись там в хозкомнате.

Когда Витька ушел в другой конец спальни и стал в бытовке копаться в шинелях, Костя сходил в свой класс, взял авторучку, нашел почтовый набор, где лежали специальные листы бумаги и конверты без марок, на которые в канцелярии потом проставлялся специальный штамп «Письмо военнослужащих срочной службы. Бесплатно», и вышел на лестницу. Здесь было тихо, немного прохладно, но зато светло от лампы, освещавшей лестничную площадку. Костя пристроился на ступеньке, и, прислонившись к стене, стал писать письмо.

Его письма значительно отличались от письма чеховского Ваньки Жукова, хотя, вероятно, были и такие ребята, кто писал очень похожие письма, жалуясь на трудности своей жизни в училище. Костя раньше уже написал домой о своем поступлении в училище, и о том, что они получили новую суворовскую форму, но сейчас он писал о том, что они начали учиться, что у него появились новые друзья и что ему в училище очень нравится. Он представил себе, как дома получают его письмо, все вместе вечером читают, и слегка загрустил.

Вдруг он услышал, как внизу стукнула входная дверь. Костя быстро собрал уже написанное письмо, конверты и заглянул в лестничный проем. Кто-то поднимался по лестнице, тяжело ступая сапогами.

«Наверно, дежурный по училищу пришел проверить», – понял Костя и стал вспоминать, что во время прихода дежурного офицера нужно подавать команду и докладывать. – «А как же я буду докладывать, когда все спят?»

Он вернулся в помещение, забросил свои вещи в тумбочку и стал рядом с ней, как было положено по уставу. Через некоторое время дверь открылась и, действительно, вошел дежурный по училищу. Костя сделал шаг навстречу, открывая рот для команды, но офицер вовремя движением руки остановил бдительного дневального.

– Все нормально? – тихо спросил он.

– Нормально, – ответил опешивший Костя.

– А где второй дневальный?

– В бытовке шинели убирает.

Офицер, осторожно ступая сапогами, прошел немного вдоль ряда кроватей, пытаясь вглядываться в спящих ребят, но, видно, со света его глаза еще ничего не видели, поэтому он развернулся и сказал:

– Ну, хорошо, продолжайте нести службу, – и, открыв дверь, вышел.