Суворовская юность

После отбоя на какое-то время, пока по спальному помещению разгуливал дежурный сержант, в роте устанавливалась тишина. Но стоило только сержанту успокоиться и уйти в канцелярию или отлучиться куда-то по своим делам, как еще не успевшие заснуть мальчишки, лежа на соседних кроватях, начинали шепотом разговаривать друг с другом. Потом их разговор становился громче, потому что рядом уже разговаривали и другие. Затем кто-нибудь вставал, чтобы сбегать в туалет, потом поднимался другой, третий. Мальчишки, одетые в белые рубашки и белые кальсоны в свете синей ночной лампы выглядели приведениями, поэтому уже через некоторое время, пытаясь подражать приведениям, начинали стращать друг друга. Кто-то надевал на голову подушку в виде треуголки, изображая Наполеона. Начинались шутливые потасовки. Хорошо, если на этом все и заканчивалось. Но бывали дни, когда кто-то хватал подушку и использовал ее в качестве оружия нападения. Далее следовал ответный ход со стороны товарища. К товарищу подходила подмога в лице его друзей и… вскоре добрая половина роты бегала по спальне, размахивая или бросаясь друг в друга подушками. Поднимался невообразимый шум, гвалт, визг, который долетал, наконец, до ушей дежурного сержанта, сидевшего в канцелярии. Тот вбегал в спальное помещение, включал свет и успевал заметить быстро улепетывающих в разные стороны мальчишек, которые стремились успеть упасть в кровать еще до того момента, как они попадут в число нарушителей. Крайними становились те, кто не успел этого сделать вовремя. Сержант подзывал пойманных нарушителей к себе и ставил задачу по уборке туалета, умывальной комнаты или лестницы:

– Раз вы не хотите спать, то придется немного поработать. После этого легче засыпается.

Действительно, возвращались нарушители спокойствия только тогда, когда их товарищи уже досматривали первые сны.

В субботу суворовцы выходили в свой квадратный дворик выбивать пыль из одеял, накопившуюся в течение недели. Поначалу мальчишки не поняли, каким образом можно «вытряхивать одеяло», ведь толстое шерстяное одеяло было довольно большим и тяжелым. Но старшина и дежуривший сержант-сверхсрочник показали им, что эта работа выполняется вдвоем, то есть сначала два человека берут одеяло одного из них за уголки, одновременно поднимают сведенные вместе руки вверх, а затем резко опускают руки вниз, разводя их в стороны. В результате получается мощный щелчок, ощутимый на слух, а пыль и мелкие песчинки вылетают из одеяла, как камни из пращи.

Иногда, находясь во внутреннем дворике, мальчики их роты видели в распахнутом настежь окне туалета на первом этаже куривших суворовцев самой старшей роты. Это были уже довольно взрослые парни, время рождения которых пришлось на последние годы войны или первые послевоенные годы, поэтому у многих из них не было либо отца, либо родителей вообще. «Сыновей полка» с медалями, и «подранков», которые были в суворовских училищах во время и сразу после войны, в начале 60-х годов среди них уже не было. Но и эти ребята отличались от младших товарищей своей суровостью, каким-то хладнокровным равнодушием к своим командирам и учителям. Они оказывали им уважение, как того требовал устав, но уже не боялись их так, как боялись суворовцы младших рот. Надо признать, что и офицеры училища относились к ним с пониманием, если не сказать с уважением, стараясь не сильно придираться. Эти ребята приказы понимали и подчинялись в соответствии с уставами, но не терпели оскорбительного к себе отношения. В таких случаях даже офицер мог нарваться на ответную грубость. Как только в туалете появлялся офицер их роты или старшина, сигареты убирались, и курение прекращалось само собой. И хотя вошедший офицер прекрасно видел, что в туалете накурено, он не пытался искать нарушителей. Это было бесполезно. Нарушителями в данном случае были все, поэтому в лучшем случае офицер подавал какую-то команду типа «Прекратить курение!», в худшем случае просто выгонял всех из туалета. Просто промолчать он тоже не мог – курение в училище официально было запрещено.