Первыми в Спасо-Евфимиев монастырь попали драгун Никанор Рагозин, отставной капитан Иван Немчинов, Михаил Васильев — слуга князя Урусова (всего десять человек). Но в обители содержали не только душевнобольных, которых размещали в больничных кельях при церкви Николая Чудотворца, отделявшейся от монастыря оградой. Цель и назначение тюрьмы быстро изменилось, и из места содержания безумных колодников она быстро превратилась в место ссылки лиц, провинившихся против церкви и религии — сектан-тов, раскольников, вероотступников и последователей самых различных религиозных течений. День и ночь монастырская тюрьма была на замке, а единственные ворога, которые вели в нее, постоянно охранялись часовыми.
Некоторые из узников содержались в монастырской тюрьме такое время, которое превышало сроки наказания, установленные уголовным законом за самые тяжкие преступления. Непременным условием освобождения из монастырского заточения было полное раскаяние и "чистосердечное отречение" от всех своих "заблуждений" и еретических мыслей. Однако люди, убежденные в правоте своих взглядов, предпочитали окончить дни свои в неволе, но ни от чего не отступиться. А так как в монастырские тюрьмы попадали обычно люди именно такого склада, то очень немногие из них получали свободу, большинство же оставалось там до конца жизни.
Почти 35 лет находился в арестантском отделении священник Золотницкий, дьякон Н.И. Добролюбов (из Нижегородской губернии) провел в монастырской тюрьме 27 лет. Столь длительные сроки заключения превращали узников в мучеников: одни из них страдали за верность своей секте, другие — за расхождение по некоторым вопросам с Православной церковью… А иеромонах Кирик и вовсе двенадцать лет просидел в арестантском отделении "не за какие-нибудь безнравственные преступления, а за свою болезненную раздражительность". В 1900 году Священный Синод направил в тюрьму Спасо-Евфимиева монастыря крестьянина Ермолая Федосеева (Самарская губерния) за то, что тот "жил в пещере и своей лицемерной праведностью привлекал к себе массы простого народа".
В тюрьме Спасо-Евфимиева монастыря сидели также и за "непристойное поведение", и за различные уголовные преступления, и за другие провинности. В начале XIX века несколько лет просидел в арестантском отделении Спасо-Евфимиевой обители один из сыновей графа Кирилла Григорьевича Разумовского, обвиненный в непочтительности к отцу: он поднял (или только хотел поднять) руку на родителя. Впоследствии дерзкий сын впал в помешательство или уже был в таком состоянии, когда был заключен в монастырскую тюрьму. Умер он на свободе в 1825 (или 1826) году.
Конец тюрьме Спасо-Евфимиева монастыря положила приближавшаяся революция 1905 года. Указом 1904 года последние узники арестантского отделения были освобождены, и среди них — крестьянин Федор Ковалев (из Херсонской губернии), замуровавший заживо около двадцати человек (своих родственников и единомышленников) во время всеобщей переписи, которую считал делом Антихриста.
За распространение штунды
В предыдущей главе указывалось, что узников отправляли в Спасо-Евфимиев монастырь "по причине исступления его в уме", "для содержания по сумасшедствию", "по причине помешательства ума его" и т. д. А в сентябре 1894 года в "арестантское отделение" обители был доставлен Василий Осипович Рахов, которого инструкция предписывала "держать там до обнаружения им искреннего раскаяния и исправления".
Он был сыном состоятельных родителей и в начале 1880-х годов работал в Архангельске в одной из торговых контор богатой немецкой фирмы. Было ему тогда 22 года, и ожидала его блестящая житейская карьера, как вдруг он, к ужасу родных и немалому изумлению знакомых, бросил службу и куда-то исчез. Через некоторое время следы его обнаружились в глухой деревушке Пинежского уезда, где он, переходя от избы к избе, обучал грамоте и Закону Божьему деревенских ребятишек. Взрослым помогал советом и делом, а по вечерам и в праздники читал им книжки религиозного содержания. Он успешно боролся с грубостью и пьянством мужиков, и женщины, натерпевшиеся от пьяных мужей, не уставали благодарить провидение, что оно послало им такого человека. Бедность народа, его невежество и беспробудное пьянство — все возбуждало в Рахове глубокое сострадание, и он, насколько позволяли силы, вносил в окружающий его ужас утешение и помощь.
Местному священнику деятельность В.О. Рахова показалась подозрительной: "Человек молодой, с образованием — и вдруг поселяется в деревне, учит ребят, читает мужикам книжки. А кто ему это разрешил? Имеет ли он на это надлежащее свидетельство?". В результате начавшихся дознаний против В.О. Рахова возбудили уголовное дело, и ему ничего не оставалось делать, как вернуться в Архангельск.