Суженая

Надеюсь, во взгляде вспыхнуло торжество, предвещавшее кончину марана, обещавшее ему расплату. Я судорожно и уже осознанно сжала ручку стилета и… чуть надавила. Вопреки ожиданиям лезвие не скользнуло легко в плоть, требуя от меня приложить усилие, преодолеть сопротивление его мышц. В месте крошечного прокола появились первые капли крови, превратившиеся в слабый ручеек. Сглотнув, я замерла, следя за этим ручейком, медленно окрашивающим кожу на груди карангарца в грязно-багровый цвет.

Стало невыносимо жутко.

Было страшно, нестерпимо страшно ощутить себя способной на убийство. Я была не готова к подобному… Живот свело спазмом, сердце пропустило удар. Я не могла убить. Теперь исчезли всякие сомнения – причина не в отсутствии навыка. Смотреть в его глаза, даже сделать ему больно, но убить… Слишком слаба я духом для этого.

– Не тяни! – вдруг яростно рявкнул Муэн. – Прекрати уже все это. Разом! Ты можешь.

– Нет, – всхлипнула я, разжав задрожавшую от накатившей слабости руку. Оружие упало, открыв его крови путь наружу. Она заструилась с удвоенной силой, заставляя меня в панике зажмуриться и сжаться, стремясь отстраниться от карангарца.

«Слабачка, ничтожество…» – мысленно проклинала я себя, ясно осознавая, что бессильна перед ним. И вовсе не потому, что не хочу его смерти. Просто я не могу убить. Тем более того, кто дорог, даже если он – чудовище. Того, кому можно простить все, простить в ослеплении любви… Кто дорог по-настоящему, важнее собственной жизни.

Закрыв лицо ладонями, я зарыдала. Зарыдала, понимая, что беспомощна, что влюблена, что люблю врага, и это для меня важнее всех его поступков. Я готова принять и их… только бы он был рядом.

Муэн шумно вздохнул рядом и неожиданно резко схватил меня за шнурок с бабушкиным подарком. Рванул его, болезненно сдавив мне шею, вмиг разорвал и тут же отшатнулся, сжимая ладонь. Мужчину трясло от боли, будто корежило изнутри, одновременно сжигая и ломая. Он рухнул на пол, ужасающе захрипел, лицо исказила жуткая гримаса.

Я ошарашенно наблюдала за мараном, не понимая, что происходит. Хотелось приблизиться, но было страшно. Карангарец выглядел так, словно его захватили… демоны. Я верила в подобное.

Так и не решившись вмешаться, сидела на кровати, поджав ноги и напряженно следя за беснующимся мужчиной. Прошло минут двадцать, прежде чем его отпустило. Обессиленно опав на пол, он тяжело дышал, наконец-то разжав ладонь, из которой выпал… пепел.

Увидев это, я шокированно коснулась рукой шеи, которую обожгло болью при рывке. Зачем Муэн это сделал? И что за подарок оставила мне бабушка?..

Постепенно вернув контроль над телом, маран смог сесть. Кровь из пореза на груди уже не сочилась. Он молча посмотрел на меня. Устало и ликующе одновременно. Я удивленно вглядывалась в его глаза, ничего пока не понимая, но чувствуя, что случилось что-то невероятное.

– Нола, – Муэн, собравшись с силами, тяжело поднялся на ноги, – теперь пути назад у тебя нет.

– Почему? – шепнула в недоумении: о чем он говорит?

– Потому что ты – моя жена, и теперь это незыблемый факт.

Прежде чем я умудрилась непонимающе охнуть, маран обернулся ко мне спиной и, перехватив рукой густую гриву волос, перебросил их на одно плечо, оголяя спину.

А там… там были знаки, что я знала до мельчайшей черточки. Те знаки, что появились на моей спине в детстве после необъяснимого явления в таинственной пещере. Сколько же раз, уже став взрослой, я корила себя за тот детский страх, что не позволил довериться бабушке, показать возникший на спине рисунок…

Сердце ухнуло вниз, взгляд замер на верхней части мужской лопатки, где виднелись символы. А в памяти отчетливо возник образ, за долгие годы, казалось, поблекший. Лицо юноши… экзотическое лицо с алыми глазами, яростно оскаленными клыками и смоляными волосами… Сейчас, свыкнувшись с внешностью Муэна, я со всей очевидностью поняла, что это был он…

Как я не распознала сразу, сейчас не представляла. Наверное, не хотела понять, всячески избегала этой мысли, загоняя куда-то в укромный уголок сознания. Иначе…

И вот теперь меня поставили перед фактом. Поставили категорично и безапелляционно! Муэн вновь перекинул волосы на спину и, так и не обернувшись, шагнул в соседнее помещение. Я же разрыдалась, спрятав лицо в ладонях. Поплакать было о чем: происходящее между нашими народами никуда не делось, а между нами все коренным образом изменилось. Я не понимала, как принять это противоречие.

Однако новости о прочности наших уз неожиданно обрадовалась. Она давала надежду, что мы сможем между собой все как-то разрешить. Теперь выходило, что друг другу мы совсем не чужие…

Я слышала, как карангарец вернулся и молча перемещался по каюте. Но не было сил смотреть на Муэна, слишком много вопросов возникло и к нему, и к себе. Вопросов, на которые, возможно, нет ответов. Так и не сказав друг другу хоть что-то, мы расстались. Он ушел!