Суженый-ряженый

   Таким образом, ее сумбурная жизнь стала лишь чуть менее сумбурной, а по существу, в ней мало что изменилось. Свою машину Таня по-прежнему не всегда находила там, где ей хотелось бы, ее мобильник периодически оказывался ей недоступен, а она сама соответственно была недоступна тем, кто пытался до нее дозвониться. И по утрам Таня все так же не представляла, где проведет ближайшую ночь.

   Хотя если не кривить душой, именно эта часть ее жизни отличалась наибольшей стабильностью. С Ирочкиной легкой руки почти все последующие ночи они провели вместе и в основном в постели Глеба. Только дважды он оставался у Тани. Оба раза Захаров ездил в Сестрорецк, где они строили сразу три виллы, причем работы велись на различных этапах, поэтому приезжал он оттуда очень поздно.

   В эти дни Таня возвращалась к себе домой. Наводила в квартире порядок, готовила ужин, в ожидании Глеба работала за собственным компьютером и тешила себя иллюзией, что сама распоряжается собственной жизнью. И пусть иллюзия была недолгой, но долго ли вообще может продлиться такая жизнь? Во всяком случае, когда закончатся иллюзии, своей жизнью она действительно будет распоряжаться сама.

   Двадцать пятого вернулись Линденбаумы. Еще до обеда Витя появился на работе, а вечером Глеб с Таней были приглашены в гости. Посидеть, поболтать. Чисто по-соседски. Она не знала, как именно Захаров охарактеризовал их отношения, но все, кажется, поняли все правильно.

   Таню Глеб представил друзьям как ту самую Станиславу Амельченко, которая написала ту самую статью. В первый момент произошла небольшая заминка, затем хозяева взяли себя в руки, у них прорезалось чувство юмора. К тому же не надо было придумывать тему для разговора, и Таня услышала третью версию истории, которую ранее она слышала от Захарова, а потом от отца. По ходу дела вспомнили и родную Академию, и о любимых преподавателях немного позлословили.

   В конце концов соседские посиделки плавно перешли в производственное совещание, в котором приняла участие и Олеся Линденбаум. Особую активность она проявляла в обсуждении финансовых вопросов. Таня только сейчас узнала, что Витина жена до рождения сына работала в банке, куда она, кстати, намеревалась вернуться в самое ближайшее время. Вопрос упирался лишь в поиски человека, которому Олеся могла бы доверить своего ребенка. Дело в том, что все имеющиеся в наличии бабушки и дедушки о пенсии пока еще не помышляли. Впрочем, свои отпуска все они с радостью проводили с малышом на даче.

   Тане не удалось в тот день увидеть полуторагодовалого Егора, для которого требовалась няня-иностранка с надежными рекомендациями. Почему Олеся зациклилась на иностранном происхождении няни, сегодня не обсуждали, а ребенка сразу по приезде забрала бабушка, успевшая за три недели сильно соскучиться по внуку.

   Любящие родители, однако, фотографировали свое чадо постоянно, и его многочисленные портреты в рамочках и без рамочек стояли и висели повсеместно. Судя по снимкам, сын, как это ни странно, унаследовал чисто арийскую внешность папы и, казалось, ничего не взял от смуглой темненькой мамы.

   Честно говоря, Таня смутно помнила школьный курс общей биологии, но что-то там было про опыты то ли с черными и белыми мышами, то ли с черными и белыми бобами, если, конечно, бобы в самом деле бывают такой окраски. В этих ботанических тонкостях Таня тоже не была уверена, однако точно помнила, что есть такое слово "доминанта". Правда, с тем, что оно означает в данном контексте, дело обстояло несколько хуже. Ну, как бы там ни было, теории теориями, а жизнь есть жизнь, и белобрысый веснушчатый малыш с полутора десятков фотографий весело смеялся над всякими там доминантами.

   Поскольку никто никуда не торопился, ведь гостям нужно было всего лишь перейти через лестничную площадку, посиделки затянулись до самой полуночи. А вообще это был очень приятный и довольно странный вечер.

   С Линденбаумами распрощались, уже стоя на пороге захаровской квартиры. Даже двери, кажется, захлопнули одновременно.

   Как только они остались вдвоем, Глеб моментально стиснул Таню в объятиях и притянул к себе.

   -- Мне понравились твои друзья, -- только и успела она сказать, а ее рот уже запечатал его поцелуй.

   Еще она могла бы добавить, что весь вечер у нее было совершенно непонятное ощущение, будто они -- две семейные пары. И что совсем уж абсурдно, казалось, что и Витя с Олесей воспринимали это точно так же. И даже Захаров. Но это уж был полный абсурд. Поэтому ничего подобного Таня говорить не стала.

   Поцелуй длился так долго, что за это время Глеб успел расстегнуть молнию на юбке, его руки проникли к ней под кофточку, его ловкие пальцы справились с застежкой лифчика, а она этого даже не заметила. Но самым удивительным было то, что Таня не заметила, как она сама -- пуговка за пуговкой -- расстегнула на Глебе рубашку.

   -- Часов с десяти мне безумно хотелось тебя поцеловать, -- с трудом переводя дыхание, пробормотал он.

   -- По-моему... -- у Тани тоже были проблемы с дыханием, -- ты целовал меня... и до десяти... и после.