Суженый-ряженый

   -- Неужели ты не слышала эту кошмарную сигнализацию? -- продолжала допытываться Ирочка.

   -- А-а... ну, слышала. Часов около двенадцати, наверное. Эта квакающая дрянь разбудила меня, когда я заснула прямо на клавиатуре. Не знаю, какой садист поставил ее на свое авто, но в тот момент я была ему даже признательна. Правда, потом, когда она снова включилась, я уже призывала громы и молнии на его голову, боюсь даже, это отразилось на тональности моей статьи. А больше ничего я не слышала, никого не видела и ничего сказать не могу, -- подвела итог Таня.

   Внимательный Ирочкин взгляд потерял напряженность, ее лицо почти восстановило свой естественный цвет, однако, как любой женщине, ей хотелось определенности.

   -- Танюша, -- сейчас голос соседки звучал уже вполне уверенно, -- я только хотела тебя попросить... -- Она опять замялась. -- Ты ведь знаешь Мишу...

   Вообще-то Мишу Таня практически не знала, в основном с Ирочкиных слов, но все равно она с готовностью кивнула.

   -- ...мы с ним пока не пришли к единому мнению насчет дома, потому мне и хотелось сначала самой встретиться с архитектором. Понимаешь, Танюша, если бы ты... Боюсь, он вообще не поймет...

   Чего именно не поймет Миша, Ирочка не сказала, но Таня подумала, что того же самого не понял бы никакой нормальный муж. Морализировать, однако, она не собиралась, а посему не только оставила эти мысли при себе, но еще и поспешила заверить соседку в том, что, конечно же, выполнит ее невысказанную просьбу.

   -- Ирочка, во-первых, мне кажется, ты сама способна решить, что и когда рассказать своему мужу, -- сказала она. -- И во-вторых, я всегда считала, что вмешиваться в чужие семейные дела -- занятие в принципе неблагодарное.

   Таким образом, все точки над i были расставлены, желаемой определенности Ирочка добилась, и теперь с легким сердцем можно было заняться приготовлением чая. То есть тем, что у нее всегда получалось действительно великолепно.

6

   Две недели спустя Таня неторопливо шагала по Невскому в сторону Литейного, где в Фонтанном доме должен был состояться "круглый стол", посвященный современному градостроительству. Она рано ушла с работы и, вместо того чтобы давиться в троллейбусе, решила прогуляться туда пешочком.

   Просто идти и бездумно глазеть по сторонам Таня никогда не умела, а потому в голову сейчас же полезли мысли, которые занимали ее вот уже несколько дней. Самой неприятной среди них была следующая: не пора ли ей отправляться в психушку или можно немного подождать? Мало того, что после памятной истошно квакающей ночи она каждый раз вздрагивала при виде ярко-красной машины, так теперь еще повсюду ей стал мерещиться Глеб Захаров.

   Едва ли дело тут было в нечистой совести, поскольку наваждение началось всего лишь около недели назад. А точнее, в воскресенье. В тот день она водила по Русскому музею мамину воронежскую приятельницу с двумя внуками, мальчиками шести и восьми лет.

   Таня изо всех сил старалась сделать экскурсию как можно более интересной для детей. Остановившись у полотна Поленова "Христос и грешница", она показала на нижний правый угол картины:

   -- Посмотрите-ка сюда, на ослика. Кажется, что он идет прямо на вас. Видите?

   -- Ви-и-идим, -- не слишком дружно подтвердили подуставшие ребята.

   -- А теперь, не спуская с него глаз, немного отойдите.

   -- Ой, он все равно идет на меня! -- не скрывая удивления и восторга, воскликнул младший мальчуган.

   -- Точно, куда бы ты ни встал, откуда бы ты на него ни посмотрел, тебе всегда будет казаться, что он идет прямо на тебя.

   Мальчишки немедленно кинулись проверять это утверждение на практике. Бабушка, естественно, поспешила следом, прилагая максимум усилий, чтобы держать внуков хоть в каких-то рамках и при этом не портить им удовольствия. А Таня на пару минут осталась предоставленной самой себе.

   Воспользовавшись этим, она подошла к белому мраморному Мефистофелю, изваянному Антокольским. Почему-то этот Мефистофель всегда казался ей даже более порочным, чем его бронзовый двойник, который тоже, кстати, хранится в Русском музее. Бог его знает... или черт его знает почему. Быть может, потому, что в другом конце зала прямо напротив белоснежной фигуры прародителя зла стоит темный бронзовый Христос -- творение того же Антокольского. Ведь добро и зло должны различаться, как небо и земля. Или как темная бронза и белый мрамор.

   Таня смотрела на Мефистофеля, смотрела... Мраморные черты под ее взглядом оживали, обретали цвет... и вдруг она поняла, что перед ней уже совсем другое лицо...

   С того дня ее стали преследовать видения, а нынешней ночью приснился очень странный сон.

   Темное небо перечеркивали зигзаги молний, зловеще озаряя несуразный особняк из красного кирпича. Над его башнями и башенками безмолвно носились стаи летучих мышей, и лишь крики сов нарушали тишину безлунной ночи. С каким-то невероятным квакающим скрипом дверь перед Таней сама собой распахнулась.