Место, в самом деле, превзошло все мои ожидания. Русское дворянское гнездо, перевезенное за океан. Зимой здесь школа-интернат для миллионерских деточек. Озерно-лесная академия. Деревня так и называется – Лесное озеро. Lake Forest. Один из богатейших пригородов Чикаго. В летние месяцы два зала этой академии с прилегающими к ней библиотекой, кухней, верандой сдают под свадьбы. Огромная площадь, акров в пятнадцать-двадцать, два пруда – в середине живописнейшего лесного массива. Три строгие аллеи, разделенные хвойным кустарником, ведут от веранды к бассейну с фонтаном. Позади него возвышается старинная шестигранная балюстрада. Один пруд – сразу же у дома, другой – по другую сторону балюстрады. И оба окаймлены высоченными развесистыми ивами.
– Ну что, нравится? Нравится? – не переставала вопрошать Кэрен.
А я, как потерянный, как мальчик, впервые столкнувшийся с красотой и очарованием природы, то и дело повторял: "Сказка, сказка". Воображаю, как будет все это смотреться в буйно-зеленом июне, если уже сейчас такое захватывающее великолепие!
На обратном пути мы обсуждали расходы по столу, нарядам, оркестру, напиткам и прочему. Сумма выходила весьма приличная, и я подумал: стоит ли? Стоит ли столько денег ухлопать, когда все еще вилами по воде? – и невольно представил себе довольно мрачный сюжетик. Молодая парочка все мизерные сбережения свои ухлопала на пышную свадьбу, и пока шли приготовления к ней, и на ней, и некоторое время после они были на седьмом небе. Потом ребенок, она бросает работу, нужда, мелкие, постепенно нарастающие стычки переходят в скандалы. Жизнь – ад. В итоге – развод. И кто знает, может быть, именно этих десяти-двенадцати тысяч, в голубом экстазе потраченных на свадьбу, – именно этих десяти-двенадцати тысяч было бы достаточно, чтобы выстоять первые семейные невзгоды. Преодолевая страх (не накаркать бы!), я все же, как мог, шутя и играючи, поведал им об очевидной распространенности такого сюжета в жизни. Но то ли из-за глубоких изъянов в моем английском, то ли из-за того, что их головы не были настроены на столь мрачный юмор, они просто-напросто не поняли меня. И отлично, и не надо повторять – сказал я себе, – нечего об этом думать. Но в тот же вечер я то же самое изложил Нинуле, подлив, разумеется, дополнительную порцию черной краски, и потом еще много раз возвращался к этому в своих нелепых и беспорядочных придирках.
Плохая примета. На кой черт я об этом подумал? Еще и накаркаю. Надо же иметь такой ничтожный, такой пакостный мозг. Плохой приметой выходило еще и то, что в роскошном этом особняке не было кондиционера. А свадьба была назначена на 25 июня – самый разгар лета.
Как видишь, не безразлично мне было – переживал. Вкладывал в это столько сердца, словно целиком согласен со всей затеянной ими поповщиной. И так всю дорогу. То думаю, черт с ним, невелика беда. Пакостные условности мироустройства. То с новой силой взвиваюсь.
А время никаких эмоций не проявляет. Несется к назначенному дню на всех парусах. Уже начало апреля. Они уже расстановкой столов заняты. Настолько заняты, что на меня – ноль внимания.
Как густо посажены звезды! В некоторых местах сплошная огненная пелена.
Светят себе и светят. Всем подряд. Ни выбора, ни оценки – тишь да гладь. Что же мы-то значим на их фоне? Ведь не фон мы, наверное, а тоже, наверное, часть того же вселенского вещества. Чего же нам не живется так же просто и спокойно, как им? Или вся идейная, чисто головная наша чехарда изначально заложена в химическом составе того материала, из которого мы все сделаны? Все? Да разве мы все из одного и того же материала сделаны? И евреи, и арабы, и русские? Да разве не по химическому составу мы так отличны друг от друга? Нет? Тогда по какому же? Что разделяет нас? Где оно, это самое первое, первичное, что ли, различие? В каких потаенных недрах нашей всеохватной, всеглагольной тьмы? А когда выползает на свет, то что оно такое?
Извержение или извращение? Гром или грим? Похоть или прихоть? Где граница между ними, между потребностью желудка и потребностью души? Между естеством нормы и естеством нрава?
Я такой же, как и ты, Леша-тихоша. Как и все вы. Я тоже дал увлечь себя в муть и жуть высокопарного пилотажа, не имеющего ничего общего ни с жизнью, ни с этой бесконечной звездоносной синью.
Свадьбы не будет. Поп или – я?..
Жизнь, жид, жито, жимолость, живодерня.
Свадьба будет без попа или без меня.
Что поп, это он – я догадался сразу. Мы только вошли в зал, как я тут же его распознал. По бородке, наверное. Хотя бороду кто только теперь ни носит? Знак ума и веса. Именно она и выдала.
Борода и еще эти давно не глаженные, вздувшиеся на коленях брюки. И какой-то грязно-белый свитер – неистребимая порода разночинца.
– Вообще говоря, я русский, хотя и родился в Германии, – сказал он на родном английском языке сразу после того, как нам его представили.