Ужин Тони пропустил. В его кабинете горел свет. Отэм вошла без стука, толкнув дверь, жонглируя тарелкой и горячей кружкой. Он даже не поднял головы. Раздражение сменилось пониманием. Он настолько поглощен чем‑то, что даже не видит ее. Какой‑то лист бумаги в руке. Похоже, написанное от руки письмо.
– Тони, – тихо позвала она, – поешь.
Он поднял глаза, моргая в слабом свете лампы.
– Я пропустил ужин?
– Несколько часов назад. – Отэм поставила кекс и сидр на стол и посмотрела на него с беспокойством: – Что случилось?
Бросив письмо лицевой стороной на стол, он потер усталые глаза и потянулся за сидром.
– Мне звонил агент. Поступило предложение купить Уишклифф.
Отэм опустилась в кресло напротив. Как можно скучать по тому, что на самом деле никогда ей не принадлежало? Но от мысли, что Уишклифф может принадлежать кому‑то, кроме Тони, а люди, которых она здесь встретила и полюбила, будут зависеть от того, кто предложит самую высокую цену, у нее внезапно скрутило живот.
– Это хорошо, правда?
Она понимала, что Тони не так уж и уверен. Возможно, передумал и тоже хочет остаться. И если останется…
Но он резко кивнул:
– Так и есть. Я уже начал беспокоиться, что мы не успеем сделать это вовремя. Им потребовалась какая‑то документация, чтобы отправить адвокатам, и когда я полез в стол… Вот, нашел это.
Он потянулся за письмом, его рука на секунду заколебалась, потом он схватил письмо и протянул ей, видимо, пока не передумал. Ее одолели плохие предчувствия. Однако бабушка учила встречать плохие новости в лоб. Она прочитала, перечитала снова.
«Мои сыновья, это письмо – самое трудное в моей жизни, и я боюсь разрушить ваше уважение ко мне. Но когда я уйду, кто‑то должен знать правду, и я с сожалением возлагаю эту ответственность на вас».
– У тебя есть еще один брат.
– Незаконнорожденный. Выходит, я не знал отца, и он не таков, как я думал. Брат, о котором никто, кроме меня, не знает.
– И он не знает о тебе, раз отец в письме просит связаться с ним.
– Барнаби знал?
– Не думаю. На тот момент письмо было запечатано. В любом случае он бы сказал Виктории, а она – мне.
– Что собираешься делать?
Еще один наследник, законнорожденный или нет. Конечно, это должно повлиять на продажу. В письме отец просил «поступить правильно», так, как сам, очевидно, был не в состоянии. Отэм не сомневалась, что Тони поступит правильно. Такой уж он человек. Правда, она не знала, что именно правильно. Похоже, Тони тоже. Он повернулся к ней с широко раскрытыми, потерянными глазами.
– Понятия не имею.
Отэм успокаивающе сжала ему руку.
– Я все время спрашиваю себя, что бы сделал Барнаби. Чего бы хотел отец. Оказалось, понятия не имею, кем был мой отец. И Барнаби.
– Его здесь нет, – закончила за него Отэм, – выбирать тебе.
Тони глухо рассмеялся и отвернулся.
– Мне бы не пришлось делать это, будь они живы. Ответственным человеком был Барнаби. А я был сыном, который больше заботился о том, чтобы хорошо проводить время.
Отэм не сомневалась, что он кого‑то цитирует. Если бы не английский акцент, это могла бы быть ее бабушка, говорящая о ней.
– Тони, у тебя бизнес – очень успешный, по словам Финна. Тебя вряд ли можно назвать бездельником, неудачником.
Именно так бабушка всегда описывала ее маму. Так она, вероятно, описала бы ее жизнь за последние несколько лет, если бы была жива и видела это.
Он покачал головой:
– Не имеет значения. В их головах я – пятнадцатилетний подросток, попавший в неприятности с соседями, или пьяный студент университета, которого выгнали из паба. Даже в бизнесе. Они думали, что мы с Финном ищем оправдания, чтобы бродяжничать по всему миру. Для них значение имел только Уишклифф. И ответственность за него. Все остальное просто… имело меньшее значение.
В том числе и он, судя по горечи в его голосе. Отэм хотела рассказать, как много он значит для нее, но слова застряли в горле.
– Они любили меня, и я любил их. Я скучаю по ним каждый день. Но мы были такими разными.
Отэм не могла не улыбнуться этому.
– Мне знакомо это чувство, поверь. То же самое было с бабушкой и дедушкой. Мы смотрели на мир по‑разному, но это не значит, что не любили друг друга.
Он поймал ее взгляд.
– Что сделала бы ты, узнав о том, что у тебя есть брат или сестра?
Она догадывалась, что такое возможно. Мать полностью исчезла из ее жизни, и Отэм никогда не искала ее. Она думала об этом время от времени, путешествуя по миру. Но не была уверена, что хочет знать. Либо случилось худшее, либо, возможно, мама остепенилась. Отказалась от кочевого образа жизни. Завела семью и детей. Отэм инстинктивно понимала, что для нее там не будет места.
– Не знаю. Я росла одна, а у тебя уже был брат.
– Может быть, этот новый брат не захочет иметь со мной ничего общего?
– Я думаю, ты не узнаешь, пока не спросишь.
После недели осторожных расспросов, деликатного отстранения агента и адвокатов покупателя серией все более неправдоподобных оправданий, отсутствия документов, ночных споров с самим собой о том, что делать, Тони не приблизился к решению проблемы.