Свадьба в Беляевке

Впрочем, это жёсткое и обличающее слово крестьяне заменили на вполне демократичное - «носить». Получалось, что комбикорм со свинофермы они не крали, а носили. Государство обворовывало крестьян, выплачивая нищенское пособие, поскольку зарплатой это назвать было бы слишком громко, а колхозники «обносили» государство.

Этот паритет между государством и пролетариями существовал долгие годы, до тех пор, пока государство, не желая более быть обворованным крестьянами, не уничтожило корень зла - колхозы. Свой колхоз «Рассвет» крестьяне называли «Сорок лет без урожая», хотя он был вполне успешным и прибыльным…

…Итак, наши подопечные оказались в самом фешенебельном районе, в центре федеративной Беляевки, у колодца, куда бабы приходили посплетничать, а заодно и набрать питьевой воды.

Средняя Беляевка была длиною в полкилометра. Кое-где видны проплешины заброшенных хатёнок. В восьмидесятые годы произошла городская лихорадка. Крестьяне, уставшие получать за свой рабский труд жалкое пособие или трудодни, стали массово мигрировать в города.

Они, опасаясь, что вслед за налогами на фруктовые деревья, поросят, коров и овец, последуют налоги на гусей, кур, голубей, а возможно, на крыс и мышей, являющихся полноправными членами любого крестьянского хозяйства, стали покидать богом проклятую землю…

Фунтик, зная тяжёлый нрав донских казаков и искренне сомневающийся в благополучном исходе дня, остановился в надежде отрезвить сумасбродного товарища:

- Ну и шо ты будешь им базарить?..

Жульдя-Бандя хихикнул:

- Тебя я представлю королём Иордании - Мухамедом-вторым.

- А там же сейчас, кажись, не Мухамед?

- Ну… тогда губернатором острова Сомбреро или, на худой конец, районным уполномоченным по правам колхозников.

Фунтик скупо улыбнулся, зная, что крестьяне обладают единственным правом – пахать и сеять. Он шёл, как жертва на заклание, и его единственным желанием было вернуться в душный вагон поезда, который всё ещё стоял, будто дожидаясь своих ветреных пассажиров.

Он опять остановился, оставив на лице открытую форму неприязни:

- Послушайте сюда, Жулик! Шо я имею вам сказать. Шо если вас будут немножко бить, я буду много делать ноги! А шо бы ви хотели, шоб меня совсем убили из-за какого-то идиёта?! Шоб я перестал бить живой только потому, что какому-то… - Фунтик хотел сказать что-то оскорбительное, но дружок был на полголовы выше и шире в плечах. - Видит бог, нас обоих утопят в этом колодце… системы «журавель», - он кивнул в сторону единственного источника питьевого водоснабжения на хуторе.

- Тебя могут, а меня вряд ли, - Жульдя-Бандя был весел, беззаботен и хладнокровен. - Топить в колодцах мыслителей уже давно вышло из моды. Прошли времена инквизиции, когда философов поджаривали на кострах, как люля-кебаб…

- Философ хренов! - язвительно бросил Фунтик.

- Стой! - Жульдя-Бандя остановил его, придав пальцу восклицательное положение. - Ты что-нибудь слышишь?!

- Ну орут… и что?

- Нет, ты ничего не слышишь. Ты не способен услышать мелодии запахов! - вынес обвинительный приговор мыслитель.

Из жерла трубы куреня, крытого почерневшей от времени камышиной, ветерок приносил неистребимый запах горелого кизяка, от которого, чего греха таить, никакой мелодии не исходило. В хатёнке проживали «три девицы»: баба Нюра, названная девицей условно, с двумя неискусобрачными, предбальзаковского возраста дочками.

- Это эротический запах горящего кизяка. А вы знаете, что такое кизяк?! -

представитель вымирающего отряда глубокомыслящих индивидов посмотрел на приятеля так многозначительно, будто вопрос касался тригонометрических функций.

- Сушёное говно! - обнаружил знание предмета Фунтик.

Нечаянный ветерок всклубил дорожную пыль напротив хатёнки с камышовой крышей, толкая серый бездушный колобок вдоль дороги.

- Нет, это нетленный символ торжества человеческого разума, - философ двинулся вперёд, на ходу продолжая дискуссию. - Только высшее сознание, которым, как мы видим, наделены бескорыстные труженики полей и огородов, способно из скотских испражнений получить тепловую энергию. Но ваше дерьмо, дражайший, сколько его ни поджигай, гореть не станет. Оно пригодно, разве что, для разведения опарышей. - Жульдя-Бандя сорвал свесившийся на дорогу колосок пшеницы и, расшелушивая мягкие недозрелые зёрна, попробовал на вкус, выбросив остальные.

- Из вашего говна, гадом буду, вряд ли будут производить детское питание! - раздражённо заявил пессимистично настроенный дружок.

- Так что у нас с капустой?

- У меня, - уточнил Фунтик, подчёркивая свою значимость и в не меньшей степени низкую ликвидность пустой болтовни философа-самозванца, - тыща двести цветной и полторы белокочанной…

- Давай сто баксов… и всё будет в ажуре. Мы же не можем ввалиться на свадьбу без подарков?!

- Хватит и полста…

- Да ладно, не жмись!..