Ее недовольное лицо придало Мэри уверенности. Мадам действительно сердилась из-за того, что ей пришлось расстаться с Мэри, пусть даже на время. Ей совсем не хотелось терять работницу, которая приносила ей такой хороший доход за такую маленькую плату.
Мэри дотронулась до кармана и, почувствовав, как хрустнуло письмо мадам, почти успокоилась. И все же она нервничала, расставаясь с единственным домом, который она помнила, хотя ей казалось, что это не навсегда.
Мадам достаточно высоко ценила Мэри, чтобы желать ее возвращения.
Она невольно сравнивала, насколько иначе чувствовала себя теперь, уезжая из этого шумного, бурлящего города, чем в тот день, когда приехала сюда. Мэри прилипла к окну и, глядя, как карета проезжает по знакомым улицам, молчаливо прощалась с ними. А тогда она была просто вне себя от страха, и сопроводительное письмо, которое ей дали, совсем не придавало ей уверенности. Выйдя из кареты, она почувствовала себя еще хуже. Лондонцы, проходившие мимо, казались такими занятыми. Слишком занятыми, чтобы показать дорогу маленькой деревенской замарашке.
Однако она все же добралась до магазина мадам, напомнила себе Мэри, вздернув подбородок. Мадам взяла ее к себе и велела сосредоточиться на том, что у нее получалось, вместо того чтобы мучиться с тем, что было не в ее власти. Сейчас она должна сделать то же самое.
Мэри не знала, какой будет ее будущая хозяйка, найдет ли она другую подружку, которая, как Молли, поможет ей освоиться на новом месте. Но однажды она уже выжила в гораздо худшей ситуации. Теперь же она чувствовала себя заметно более сильной, спокойной и уверенной, чем тогда.
Не успела Мэри опомниться, как шумные улицы сменились пригородами, а дома, тесно прижавшиеся друг к другу, – деревушками, перемежавшимися полями. Мэри вытянула шею, стараясь задержать взгляд на дымной пелене труб городских каминов, еще висевшей над горизонтом, но в конце концов и эта связь с единственным домом, который она помнила, оборвалась.
Только тогда она откинулась на спинку своего сиденья и робким взглядом обвела остальных пассажиров. Когда она садилась, то заметила только три куля с одеждой, занимавшие три угла грязноватого интерьера. Теперь эти кули приняли форму живых людей.
И все трое, как она заметила, были мужчинами. Мэри испуганно сглотнула.
Быстро, пока никто из них не заметил ее брошенных украдкой взглядов, Мэри опустила голову и уставилась себе на колени. Сердце тревожно стучало. До Бата оставались еще долгие часы пути. Карета должна была ехать всю ночь без остановки. Тени от деревьев и изгородей, мимо которых они проезжали, уже становились длиннее. Скоро совсем стемнеет, и она останется наедине с тремя незнакомыми мужчинами. Мэри вдруг уловила в воздухе знакомый сладковато-фруктовый алкогольный запах. Трое незнакомцев были далеко не трезвы.
У Мэри свело желудок. И не только из-за рытвин, на которых подпрыгивала карета.
Она вцепилась в ручку корзины, не сводя сосредоточенного взгляда с ее содержимого. Может, если она не будет на них смотреть, то и они ее не заметят. Да и зачем она им? Как всегда говорила ей мадам, в ней ничего нет – только кожа да кости, не способные заинтересовать ни одного здорового мужчину…
«За исключением лорда Мэттисона», – с гордой заносчивостью возразила она едким замечаниям мадам.
«Да ладно. Он заинтересовался тобой только потому, что ты напомнила ему ту, кого он когда-то любил», – с убийственной ясностью напомнил ей голос мадам.
Мэри задумчиво вздохнула. Едва ли она еще когда-нибудь посмотрит в эти тревожные глаза. Или почувствует его губы, упорно ждавшие ответа от ее нетронутых губ.
«И это к лучшему», – решила она, развязывая узелок, в который Китти завернула ее ужин. Уж лучше вздыхать о том, что могло быть, чем очертя голову броситься в бурный поток, который мог привести ее только к гибели.
Развернув узелок, Мэри обнаружила там куриную ногу, кусок сыра, яблоко и пару ломтиков сливового пирога, который ела за ланчем.
Еда хотя бы отвлечет ее от мыслей о том, что она зажата в этом тесном пространстве с тремя незнакомцами.
К тому времени, когда она закончила ужинать, двое пассажиров уже громко храпели. Развалившись в своих углах и надвинув на глаза шляпы, они снова стали похожи на неопрятные тюки, подготовленные для отправки в прачечную.
Вот так и надо – думать, что они не мужчины, а тюки с грязным бельем. А если закрыть глаза, то она сможет не только не видеть их совсем, но, возможно, даже немного вздремнуть. В конце концов, это никому не помешает.