Свадьбу делать будем?

– Что-то случилось? Вы как будто чем-то расстроены сегодня.

Она замялась, опустила взгляд на донышко фарфоровой чашки.

– Мы с вами последний раз, наверное, видимся, вот не знала, как сказать. Я решила вернуться домой.

В груди у Полежайло нехорошо сжалось.

– То есть как? Почему?

– Ксюша, похоже, освоилась, больше мне здесь делать нечего. А дома и стены греют, – улыбнулась она виновато.

– Когда?

– На следующей неделе.

Викентий Петрович хоть и старался удержать лицо, но чувствовал, что получается это у него скверно. Внутри прокатилась ледяная волна, обморозив внутренности, и ему казалось, что он застыл в вечной мерзлоте. Какие-то важные слова требовали выхода, но он никак не мог сообразить, какие именно. Он так и просидел, вцепившись в чашку, машинально проговаривая дежурные, ничего не значащие фразы, пока Тамара не засобиралась уходить.

Он проводил ее до порога все в том же цепенящем холоде, но когда за ней закрылась входная дверь, холод сменился жаром. Викентий Петрович сам не понял, что вдруг произошло. Будто бы в его внутреннюю пустоту ворвался кто-то, кого он не знал. Этот кто-то сделал так, что Викентий Петрович рывком распахнул входную дверь и бросился вниз по ступенькам, чтобы перехватить лифт. Когда стальные двери разъехались в стороны, явив светлую грусть на лице Тамары, Викентий Петрович неожиданно для самого себя выпалил: «Тома, я прошу вас стать моей женой!» Она сначала испугалась, потом растерялась, а потом согласилась. Полежайло выдохнул и вдохнул снова так, будто это был первый сознательный вдох в его жизни, глубокий, заполняющий внутреннее пространство живительным воздухом, и ему стало легко и радостно, как никогда прежде. Радость почти тут же обернулась эйфорией. Не теряя времени, словно боясь утратить над собой власть этого чувства, он в тот же день отвел Тамару в загс, где они подали заявление. Распрощались они поздним вечером у дома Тамары. Викентий Петрович все никак не мог отпустить ее руку.

– Значит, завтра в три я приеду и увезу тебя с вещами к себе? – в очередной раз сверил он планы напоследок.

Тамара кивнула, легко коснулась губами его щеки и скрылась в подъезде. Окрыленный Викентий Петрович возвращался домой, не помня себя от счастья. Шагая по центральным бульварам, он уже не сутулился, прокладывая себе путь в людской толпе, не чувствовал себя отщепенцем, а свет в окнах квартир казался ему самым обычным, таким же, как свет окон собственных. Но стоило ему шагнуть за порог отчего дома, как замечательная квартира дыхнула на него отрезвляющим холодком сквозняка от открытой фрамуги. Викентий Петрович ступил на дубовый паркет, уложенный здесь еще при отце. Рассохшееся дерево отозвалось привычным скрипом, и Полежайло показалось, что где-то в глубине квартиры он слышит материнские шаги. В одной из комнат шумно хлопнула дверь. «Мама?» – прошептал Викентий Петрович, но быстро опомнился и закрыл входную дверь, остановив порывы сквозняка. Казалось, замечательная квартира встречает его напряженно и настороженно, как когда-то встречала Ираида Яковлевна несостоявшихся невест. Неласковый прием оказался сильней эйфории, она скукожилась до размеров сливовой косточки и во вновь образовавшейся пустоте провалилась вниз. Викентию Петровичу стало не по себе. Будто упавший вниз груз потревожил камешки материнских слов, которые покоились в нем, они ожили, заскрежетали. «А не слишком ли быстро она согласилась на твое предложение, Викеша, эта лимитчица? – разобрал Викентий Петрович в этом скрежете. – С чего бы ей вдруг так рваться за тебя замуж? Уж не ради ли того, чтобы ее Ксюша могла жить в центре Москвы в замечательной трехкомнатной квартире?» Викентий Петрович поежился, непослушными руками включил чайник, но чай пить не стал, так и просидел напротив плиты недвижимо, не замечая пронзительного завывания свистка на колпачке. В конце концов он решил, что ему необходимо заснуть, чтобы избавиться от наваждения. Он лег в постель и затих, но камни упорно скрежетали, не давая уснуть.

Он еще долго таращился застывшим, немигающим взглядом в темноту, пока на стене не стал различим фотографический портрет матери в золотистой металлической рамке. Взгляд Ираиды Яковлевны был красноречив, она смотрела на сына с укором и сожалением. «Я понял, мама, понял. Конечно, ты права. Как всегда», – наконец прошептал Полежайло непослушными губами в пустоту комнаты, не выдержав материнского взгляда.

P. S. Викентий Полежайло женился на Тамаре через год, после прохождения курса психотерапии. На общении с психотерапевтом настояла Тамара.

Саша Резина Обязанный украсть

переодеты утром будем – по моде и погоде,
и по советам свит…
перетасованные люди у ангела в колоде,
у ангела любви.

1. Настя