Сердце пропустило удар. Как. Это… это невозможно. Как ему в голову пришло такое подарить?! Это же… уму непостижимо. Это бесценно.
По рядам пробежал шепоток, стоящие рядом родственники подались вперед, пытаясь заглянуть в шкатулку.
Прах Алмаза Смерти.
Легендарного артефакта темных, который дарил своему обладателю мудрость и способности к предвидению. Тот самый, который неизбежно приводил к безумию и гибели.
Который был уничтожен во время Великой войны темных и светлых.
От которого остался только… прах.
Но это ведь… невозможно. Подарить такой артефакт – все равно что подарить небо. Это одно из самых оберегаемых сокровищ светлых. Оружие, отложенное на черный день, если темные распоясаются.
Это… я просила его в подарок, но… не думала, что Лайтвуд воспримет это всерьез. Это ведь…
Лайтвуд улыбался, наслаждаясь шокированным выражением моего лица.
– Кхм… – откашлялся отец. – А шкатулочка-то пустая, лорд Лайтвуд.
Улыбка стекла с его лица.
– Что? – он заглянул в шкатулку, перевернул ее. – Как?!
Ну… как-как. А вот так.
– Медея? – мрачно спросил Лайтвуд, шагая вперед. – Что ты делала в моем кабинете?
По рядам гостей пробежал шепоток, Сэмми закашлялся, то ли пряча смех, то ли от удивления.
– Медея, – свел брови Лайтвуд.
– Да, дорогой?
Обычно это обращение заставляло что-то дрогнуть в его лице, но сейчас… сейчас он только сильнее сжал губы и шагнул ко мне. Остановился в одном дюйме, так близко, что я чувствовала его дыхание.
– Где прах Алмаза Смерти?
– Ну ты же все равно хотел мне его подарить, да?
– Где, – тяжело уронил он.
– Я его уничтожила, – выпалила я и попятилась.
Повисла тишина, где-то за особняком заржала Лихорадка, звук эхом разнесся над лужайкой. Вовремя это она. Владеет чувством момента.
– Что ты сказала? Повтори.
– Я думала, это пыль!
– Ее магия просто вышла из-под контроля! – воскликнул отец.
Матушка суетливо вытащила из рукава платок, горестно вздохнула и приготовилась изображать сердечный приступ или плач – по ситуации.
– Да как она посмела! – вспыхнула Ребекка. – Невоспитанная девчонка!
– Медея, – тяжело сказал Лайтвуд.
– Слушай, ну какой-то там прах…
– Ты понимаешь, какая это ценность?! Это редчайший, единственный в своем роде артефакт. Это сокровище светлых, которое я готов был подарить тебе. Медея…
– Послушай…
– Когда ты пыталась меня отравить – я терпел, – рявкнул вдруг Лайтвуд. – Когда подослала ко мне монстра – я терпел. Когда посреди моего дома открылся разлом пространства и оттуда полезли темные твари – я терпел. Потому что люблю тебя. Я был готов даже принять то, что ты научила моего младшего сына устраивать взрывы, а старший от тебя до сих пор шарахается. Но это! Медея. Как ты посмела хозяйничать у меня в кабинете? Выбросить без спроса мои вещи? КАК ТЫ ПОСМЕЛА?!
Он замолчал. Губы были сжаты, лицо покраснело, на лбу быстро билась жилка.
– Милый… – прошептала я.
– Что? – бросил Лайтвуд, едва разжав зубы.
– Ты злишься…
– Я в ярости. И тебе лучше отойти.
Как будто подтверждая его слова, шкатулка, которую Лайтвуд до сих пор держал в руке, вспыхнула и осыпалась вниз пеплом.
Вслед за этим загорелась арка.
– Отойди от меня, Медея, – процедил Лайтвуд. – Лучше отойди.
Разозлившийся Лайтвуд был… прекрасен.
Я вспомнила вдруг, как увидела его впервые в кресле ректора АТаС и не смогла отвести взгляда.
Сколько усилий прилагала, чтобы его достать, чтобы он увидел, чтобы заметил, что я самая талантливая, самая опасная темная ведьма. Что я лучшая!
Как злилась, когда, что бы я ни сделала, он ничем не выделял меня среди других адептов, относился ко мне так же ровно и дружелюбно, как и ко всем остальным.
Совершенно, абсолютно не обращал на меня внимания!
Как я его за это ненавидела!
И, может, прав был Белз, когда говорил, что если бы Лайтвуд не позвал меня замуж, то я так или иначе нашла бы способ испортить ему жизнь.
Потому что только этим и хочу заниматься до самой смерти.
Я счастливо улыбнулась, Лайтвуд рявкнул:
– Что у тебя в руке? Покажи немедленно. Ну!
Я запоздало вспомнила про подклад, который планировала сделать, чтобы сорвать свадьбу, и бросила обмотанную волосами шпильку и розмарин на ковровую дорожку, а для верности еще и придавила каблуком.
– Ничего! Совершенно ничего. Отец! Жени нас.
Он закашлялся, Лайтвуд нахмурился сильнее.
– Медея…
Земля слегка задрожала, поднялся ветер, среди гостей зазвучали испуганные возгласы.
Пахло паленым, арка, за несколько секунд сгоревшая дотла, осыпалась пеплом.
Вот это я понимаю, гнев Верховного светлых!
Восхитительно! Пугающе! Невероятно!
– Давай уже жениться! – воскликнула я, для верности подхватывая Лайтвуда за локоть. Вдруг сбежит еще от своего проклятья. В смысле – счастья. От меня, в общем. – Отец! Продолжай!
– Медея… – тихо и угрожающе произнес Лайтвуд.
По спине от его тона пробежали мурашки, и я счастливо улыбнулась.
Именно счастливо, хоть я и была темной.
Кто бы мог подумать!
Не так уж сильно мы от светлых отличаемся.
Потому что я однозначно чувствовала себя влюбленной и счастливой.
Ну, или сгорающей от страсти и радостно предвкушающей будущие несчастья – тут как посмотреть.
Вопрос терминологии.