Свадебные колокола

Звонил тот кто-то, потому что молодой администратор с чёлкой снова зашепталась с красной трубкой. На этот раз разговор оказался коротким — он состоял из шести «да» и шести очаровательных улыбок, каждая из которых была в полмиллиона вольт.

Веня постарался представить себе этот разговор.

Кто-то:

— Чудо! Я люблю тебя! А ты?

Она:

— Да!

Кто-то:

— Совсем скоро буду твоим мужем.

Она:

— Да.

Кто-то:

— А потом у нас будет медовый месяц. Он будет длиться сорок пять лет.

Она:

— Да!

Кто-то:

— А потом… потом мы разведёмся и женимся снова. И всё повторится опять.

Она:

— Да.

Кто-то:

— Помнишь, у попа была собака…

Она:

— Да…

Кто-то:

— Только тот поп был дурак. Правда?

Она:

— Да.

Кто-то:

— Жди меня у «Подковы» ровно в полночь, когда уложишь всех своих жильцов в кровати.

Веня улыбнулся, представив подобный разговор. У него не оставалось никаких сомнений в том, что он получит лучший номер в этом отеле.

Девушка с чёлкой положила красную трубку и тихо сказала:

— Я вас слушаю.

По этому голосу каждый нормальный мужчина, достигнувший восемнадцати лет, безошибочно понял бы, что молодой администратор всё ещё слушает того кого-то. Она находилась в холле гостиницы, и в то же время её здесь не было.

Веня выждал несколько минут, как раз столько, сколько нужно было курносой блондинке, чтобы спуститься обратно на землю, и ответил:

— Мне нужен номер. Хотелось бы «люкс».

— Однокомнатный?

Веня, доставая паспорт, прикинул в уме, удобно ли ему будет одному, и отозвался:

— Да нет, пожалуй, одному скучно.

— Фамилия?

— Калашников.

— Номер на сколько дней?

— Дня на два.

— К кому приехали?

— В горком партии.

Девушка быстро заполнила журнал и снова улыбнулась, вспоминая того кого-то. И Веня улыбнулся тоже, вспоминая другую улыбку, и другие глаза, и веснушки, до которых хотелось дотронуться.

Курносый администратор не взяла у него паспорта. Она протянула ему белый маленький талон с правом посещения «Подковы» в любое время суток и сказала:

— Второй этаж. Будете жить с Наденьте боты.

Веня плохо расслышал фамилию своего соседа и решил, что эти две ночи он скоротает с каким-нибудь киргизом. Это ему пришлось по душе. Киргиз — это совсем неплохо.

Азиаты — народ пылкий, страстный, горячий. Кто не имел с ними дел и не водил дружбы, тот многое потерял.

В колонне Гуревича работал Кадыр Ошен-оглы. Это был весёлый малый, который мог и работать и есть за двоих. Когда он знакомился с девушками, представлялся индонезийским принцем Папанесо. Кадыр подробно и интересно рассказывал, почему он сменил свой смокинг на рабочую спецовку, и девчонки, как ни странно, верили ему. Впрочем, если бы самый настоящий принц услышал доказательства Кадыра, он бы серьёзно задумался. Кадыр знал тьму-тьмущую анекдотов про Аллаха, и, слушая его в столовой во время обеда, ребята стонали от хохота и держались за животы. Ещё у Кадыра были врождённые воровские наклонности. Он, ясное дело, не воровал и не собирался открывать сибирский филиал жуликов-профессионалов. Кадыр в минуты пылкой влюблённости, что с ним случалось довольно часто, предупреждал кого-нибудь, и обязательно при свидетелях, что украдёт у него то-то и то-то. Выбранная жертва Ошен-оглы следила буквально за каждым своим и его шагом, но всё равно оставалась без часов, или сапог, или писем от родных, или без всей получки до копейки. Когда и как воровал Кадыр, никто не знал. Он с улыбкой заявил, что это фамильная тайна и не собирается её раскрывать. За украденные вещи он требовал калым, какие-нибудь красивые безделушки, которых у него собралось полчемодана. Ребята агитировали его податься на цирковую арену и там творить чудеса, но Кадыр махнул на цирк рукой и уехал во Фрунзе учиться в университете. Он часто присылал в колонну письма, в которых жаловался на южный климат и уверял, что жениться приедет на восток. Кое-каким своим жертвам Кадыр возвращал их собственные сувениры.

Веня поднялся на второй этаж и открыл ключом дверь.

Он бросил у дверей номера рюкзак, трубу и посмотрел на часы. В его распоряжении было ещё несколько часов. Уйма времени. Не зря Веня так спешил в город.

Калашников медленно обошёл две комнаты своего жилья.

Сногсшибательный люкс, думал Веня, оглядываясь по сторонам. Солнечная сторона с видом на реку. Ванная. Большое зеркало, в котором видишь всего себя, а не кусок отросшей бороды. Люстра как осколок Магеллановых Облаков. На столе пиво в бутылках. А кровать! Не кровать, а брачное ложе царей. Настоящие верблюжьи одеяла. Эстамп художника Гроссе. Электрочайник. Кофеварка. Телевизор. И даже конфеты — угощайтесь. Надо угощаться, раз предлагают.

Весело насвистывая чешскую песню «Я влюблена» и пританцовывая в такт песне, Веня налил воды в чайник, включил его, задумался. Он решал для себя вопрос — будет ли сердиться его сосед, если он возьмёт у него чай? Так и не решив этого вопроса, Калашников распечатал три пачки чая, которые нашёл на столе.

Если будет ругаться, подумал Веня, я куплю ему другой. Подумаешь тоже, чай.