Заснуть он так и не смог. Очень долго думал о словах Кевина. Шон сам, приезжая в Принстон, не часто виделся с бывшими приятелями и о Еве никогда не спрашивал. С глаз долой, как говорится. Он и забыл про нее, признаться. А вот когда Джуди неожиданно позвонила, раздобыв его номер где-то, согласился заглянуть к ним – он как раз к деду по работе приезжал, подпись главного бенефициара нужна была. Отчего бы старых знакомых не навестить? Там он снова встретил Еву. И на него по новой нахлынуло. Будь она серой и уставшей, с мешками под глазами и располневшими бедрами, со стыдливо опущенными глазами и кроткими извинениями. Тогда он, возможно, даже пожалел бы ее и простил полностью. Но Еве все же было двадцать шесть и, судя по внешности ее матери, гены у нее отличные. Она не превратилась в искаженную временем тухлую версию себя. Ева была красивой, сексуальной и дерзкой. Она больше не была симпатичной восемнадцатилетней девочкой, строившей ему глазки и заглядывавшей в рот. Он стала красивой женщиной с просто умопомрачительными ногами. А как отбрила его на крыльце Нортонов! Он даже сукой ее обозвал. На него это вообще не похоже. Ева не выглядела, как человек, который подвергся буллингу. Шону было сложно сопоставить образ уверенной женщины, хлесткой и умной, талантливой и находчивой, с обликом забитой девочки, которая могла бы вырасти из нее. Хотя что он знал о травле и всеобщем презрении? Ничего. Шон всегда был лидером. Популярным, успешным, уважаемым. И он не прикладывал к этому много усилий – так просто было. От младшей школы до нынешнего времени. Ему не приходилось восставать из пепла, и он был очень рад, что Ева стала именно такой, какая есть. Сейчас не хотелось оценивать, насколько она виновата в том, как обернулось дело. Виновата ли вообще? И кто виноват еще? Тут все хороши: и сам Шон, и мама ее, и дедушка. Чего Шон точно хотел, так это поговорить с ней. Ему очень нужно увидеть ее: обсудить и извиниться.
Ночь, как назло, не заканчивалась долго. Он с трудом дождался утра, чтобы рвануть к Еве, но и тут засада: когда спустился, то его взяла в оборот бабушка и пока не накормила завтраком, отпускать не хотела. За это время подтянулись все домочадцы: Эмили была как-то подозрительно задумчива, но Шон решил, что с проблемами будет разбираться в порядке очереди. Натан тоже вопросительно смотрел – любопытный какой! – но поднимать тему вчерашних событий при свидетелях боялся.
– Спасибо, бабуль! – Шон поцеловал ее в напудренную щеку. – Все было очень вкусно. – Ему кусок в горло не лез, но он запихнул в себя завтрак. – Мне нужно съездить кое-куда, – теперь он прикоснулся губами к макушке Эмили. – Я быстро.
Как итог, к дому Евы подъехал к десяти утра. Время самое подходящее, но почему же такое странное чувство пустоты и одиночества, словно Шон опоздал? Будто не успел на самый главный праздник в жизни? Он поднялся на крыльцо, с интересом разглядывая место, где выросла Ева. Уютно и приятно. Затем постучал. Дверь открыли не сразу, но открыли.
– Вы?!
Мать Евы Шон узнал сразу. Невысокая, моложавая брюнетка, достаточно привлекательная для своего возраста. И если в первую встречу она выглядела, как разъяренная тигрица, то сейчас была скорее раздосадована, ну и смотрела строго из-под темных изящных бровей. Все-таки гены у Евы отличные.
– Миссис Кьяри, могу я увидеть Еву?
Джемма Кьяри какое-то время молча сверлила его взглядом, потом распахнула дверь, приглашая войти.
Гостиная была небольшой, но светлой и милой. Шон даже тихо хмыкнул, заметив на креслах чехлы: насыщенного мятного цвета с пестрыми бабочками по всему периметру – такие же он видел у Евы в квартире. Тогда подумал, что это чересчур броско и вызывающе. Сейчас понимал, что она сама очень броская и вызывающая, но в том смысле, что не каждый сможет этот вызов принять и удержаться рядом.
– Евы нет, – нарушила молчание миссис Кьяри, когда Шон достаточно осмотрелся и принялся поглядывать на лестницу, ведущую на второй этаж. – Она уехала рано утром.
Черт, все-таки опоздал!
– Хотите чего-нибудь?
Шон вскинул голову, встречаясь с темными глазами. А вот у Евы они светло-голубые, почти прозрачные. Интересно, в кого такой цвет? Но поражало не только это, но и то, что мать Евы была удивительно спокойна. С чего бы?
Да, Джемма не была зла и рассержена. Шон ведь не мог знать, что она полночи разговаривала с дочерью: многое поняла и приняла. Злости к этому мужчине она больше не испытывала, но очень четко понимала, что дорожки Шона и Евы никогда не пересекутся, поэтому надо помочь им разрубить гордиев узел.
– Нет, спасибо, я просто хотел увидеть Еву.
– Она вчера была очень расстроена, и я думаю, что вам не нужно встречаться, – Джемма была очень корректна.
– Мисс Кьяри, я хотел объясниться…
– Оставьте ее, – долго Джемма не могла быть доброй и милой с людьми, которые хоть и косвенно, но причинили боль ее ребенку.
– Миссис Кьяри, вы не понимаете…
– Это вы не понимаете! Моя дочь – хороший человек, не надо ее преследовать! Что она лично вам сделала? – Джемма начала напирать. – Как вы пострадали? Финансово?