Марна тяжело дышала, захлебываясь горечью и болью. Она всеми силами отвлекала внимание мачехи, забалтывала ее, давая Лоркану лишнюю минуту. На претензию падчерицы Ба’Дияр поморщилась, словно ее уличили в чем-то недостойном:
– Стоило бы ценить мое великодушие, девочка моя. Я сделала все, чтобы твой сон никто не потревожил.
– Ты заперла меня в хрустальном гробу и закопала в толще скалы! – голос Марны сорвался на крик. Она прижала к груди руки, не в силах сдерживать дрожь. Мне тоже стало жутко: я и понятия не имела, что пришлось пережить Марне, прежде чем она нашла приют в Аралионе!
– Никогда не жалела на тебя ни времени, ни средств, дорогая, – надменным тоном откликнулась Ба’Дияр, изящно откидывая за спину длинные локоны. Казалось, она наслаждается нашим отчаянием, а сарказм в словах Марны был больше похож на истерику.
– Конечно, хрустальный гроб был бесценен и подошел впору, благодарю тебя.
– Когда ты пропала, я послала лучших следопытов на твои поиски. И чем ты мне отплатила?! Кто тебя разбудил, несчастное дитя?
Ба’Дияр жадно всматривалась в бледное лицо падчерицы, пытаясь найти ответ на самый важный вопрос. Оскалившись, она выглядела как волчица, почуявшая запах крови. Но Марна не боялась ее. Больше – нет.
– Тебя не касается, – хмыкнула она, отворачиваясь. Ба’Дияр зарычала от бешенства, мгновенно сбрасывая маску оскорбленной невинности. Камень в посохе начал пульсировать все быстрее, откликаясь на злость своей хозяйки. Княгиня медленно переводила взгляд с Марны на меня, следом – на Снорре, а Лоркана внимание не удостоила. Для нее он давно был мертвец, а физическая смерть тела – всего лишь вопросом времени.
– За дерзость и непослушание полагается наказание, ты же знаешь? – обманчиво-ласково сказала она и расхохоталась, когда Марна инстинктивно вжала голову в плечи. – Нет, не ты. Он.
Острый ноготь указывал в грудь Снорре. Тот удивленно моргнул, как будто надеялся, что ослышался. Марна вскрикнула, делая шаг вперед, но ее тут же снесло в сторону ударом невидимого хлыста. Магией Ба’Дияр владела лучше падчерицы: заклинание потребовало от нее лишь приподнять бровью. Княгиня провела по губам языком, словно предвкушала чужие страдания.
– На стол его, – коротко приказала она, щелкая пальцами. В камеру протиснулась пара терновых стражей, рывком вздергивая Снорре на ноги. Он даже не пытался сопротивляться, лишь стиснул зубы и сверкнул глазами:
– Я не боюсь боли. А ты помни, что долго этот венец на твоей голове не продержится. Слетит вместе с головой.
Ба’Дияр равнодушно пожала плечами, отходя в сторону и позволяя стражам вытащить капитана в коридор:
– Овца может сколько угодно блеять о своей правоте, но мы прекрасно знаем, кого подают к праздничному столу, верно?
Пыточная больше напоминала операционную лекаря, помешанного на чистоте и стерильности. Идеально-белая, очень холодная, залитая безжалостным ярким светом. После полумрака коридоров я на мгновение ослепла, но металлический стол в в центре зала рассмотрела отлично.
Терновые стражи без лишних сантиментов раздели Снорре по пояс, швыряя на холодный металл. Руки и ноги надежно фиксировались толстыми кожаными ремнями. С замиранием сердца я увидела царапины от ногтей на кандалах – Снорре был далеко не первым, кто попал в руки Ба’Дияр в качестве игрушки. На столике рядом – шеренга острых инструментов для пытки, угрожающе блестящая тонкая сталь. Безупречно чистой, ей предстояло еще напиться крови вдосталь.
Снорре закрыл глаза, когда княгиня Кулунтара склонилась над ним, разглядывая. Свой плащ она скинула еще в камере, оставшись в бархатном камзоле. Черный, матовый цвет всегда был идеальным выбором для тех, кто не боялся испачкать руки. На нем не видно брызги крови.
– Красавец, – восхищенно выдохнула Ба’Дияр, проводя черным ногтем по линии челюсти, – поверь мне, я не убью тебя. Для начала я заставлю тебя умолять о снисхождении у нее на глазах, а затем она будет умолять меня о том, чтобы собственноручно прикончить тебя и прервать твои страдания. Будет весело!
Снорре даже не поменялся в лице, но на виске запульсировала жилка – капитан был в ярости. Фальшиво-ласковые речи Ба’Дияр вызывали у всех присутствующих гримасу: палач сюскается с жертвой, какая мерзость! И только терновые стражи, крепко удерживающие нас на месте, были совершенно равнодушны.
Княгиня, пританцовывая, обогнула стол. Торжество собственной кровожадности пробуждало в ней что-то похожее на азарт. Она возбужденно осматривала инструменты, как будто ей не терпелось приняться за дело.
– Имею слабость к красивым мужчинам, – рассмеялась она, запрокидывая голову, а затем подошла к Марне. Подцепила пальцем подбородок и широко ухмыльнулась:
– Ему будет очень больно, я тебе обещаю. А ты не смей отводить взгляда.
Марна рванулась, задыхаясь:
– Возьми меня!
Княгиня покачала головой, ухмылка ее стала только шире:
– О нет, девочка моя. Физическая боль не идет ни в какое сравнение с лицезрением, как страдает дорогой тебе человек. Ты в этом еще убедишься!