Сваха для дракона

Когда я покидала дворец десять лет назад, он был полон слуг и придворных, что пытались угодить моему своевольному отцу и урвать кусок пожирнее. Сейчас же все они сбежали, позволяя отцу наслаждаться усугубляющимся безумием, и дворец опустел. И как благородный Ихтирам отреагирует на появление блудной дочери? Прогневается? Растрогается? Осыпет проклятиями и прогонит прочь?

Но когда мы вошли в тронный зал, – я впереди, остальные по пятам, – все померкло, кроме неряшливой фигуры, восседающий на троне. Благородный Ихтирам, закутанный в грязные одеяния, что-то бормотал себе под нос,словно спорил с голосами, что атаковали его со всех сторон. Наше появление он проигнорировал, принимая десяток незнакомцев у своего порога за игру больного воображения.

Крепко зажмурившись, я сделала шаг перед, вставая перед его мутными выцветшими глазами:

– Прохладной ночи, отец. Я дома.

Но князь Ихтирам не откликнулся – только вздрогнул, а затем бормотание стало громче. Отец, озираясь по сторонам, строго выговаривал пустоте за неизвестные прегрешения, отдавал приказы, которым не суждено было исполниться. Лоркан с тревогой взглянул на меня, а я не могла найти себе места. Руки дрожали, в коленях поселилась предательская слабость. Растерянная и ошеломленная, я не знала, что делать дальше.

Дворец сильно изменился с того дня, когда последним раз довелось мне разглядывать яркие фрески на стенах и потолке. Часть рисунков потрескалась, и там, где раньше красочно и подробно рассказывалась история Селофиссар и цурионского народа, теперь виднелись белые пробелы от осыпавшейся штукатурки. Позолота, украшавшая своды тронного зала, за десяток лет потускнела и облупилась, и даже здесь под ногами обнаруживался вездесущий песок из пустыни. Он захватил дворец, как только понял, что некому более держать оборону.

– Отец, – позвала я вполголоса, но не надеялась на ответ. Казалось, повысь я голос, и обветшалые стены замка обрушатся, погребая нас под завалами битого кирпича. Ихтирам заозирался по сторонам, словно его воспаленные глаза видели что-то, что нашему зрению было недоступно. В тронном зале пахло безумием, но этот кислый запах пропитал каждую комнату дворца. Начинала опасаться, что, надышавшись этими миазмами, сама сойду с ума.

Снорре прошелся по зале, придирчиво изучая каждый сантиметр стен и пола в поисках ловушек. Я его не осуждала, со стороны выглядело до нельзя подозрительно: разрушенный дворец, сумасшедший князь, глухой и слепой. Капитан вполне мог предполагать, что я притащила их в Цурион, чтобы претворить в жизнь слухи о смерти Лоркана. Заманила в ловушку, будучи в сговоре с предателями. Однако сам князь и не думал, что я могу его предать. От одного звука его мягкого голоса мне становилось чуть лучше, как будто в меня по капле вливалась уверенность в том, что все будет хорошо.

– От дели Перияна я слышал, что благородный Ихтирам болен, но я не мог и помыслить, что настолько! – прошептал Лоркан, неслышно приближаясь со спины. Он разглядывал выцветшие тряпки, в которые кутался отец, и не верил своим глазам. Никто из нас не верил, что великий князь Ихтирам, благородный повелитель Великой Пустыни, окажется… таким.

– Кто ты? – скрипучий старческий голос заставляя нас замереть, словно непослушных детей, застигнутых на месте преступления.

Ихтирам завозился, усаживаясь на богато украшенном княжеском кресле ровнее, и уставился на меня абсолютно слепыми глазами. – Кто посмел войти в двери моего дома без приглашения и разговаривать со мной без должного почтения?

От устрашающего гласа, что пугал меня до икоты в детстве, не осталось и следа. Отец был слаб и немощен. Не кричал, а шептал, едва шевеля потрескавшимися бледными губами. Он был одинок и безумен, и не было никого, кто мог бы протянуть ему руку помощи.Дели Периян говорил, что его люди присматривают за Ихтирамом, но не осталось ни следа от их присутствия во дворце. Слуги и подданные покинули князя, и только я могла ему помочь. Страх, давно похороненный в глубинах памяти, вновь поднял голову, и я оцепенела. Сердце в груди рвано билось в груди, сбивая с мыслей.

Под слоем грязи и многолетних обид в Ихтираме я увидела его – отца, который учил меня ловить разноцветных блестящих ящериц, что грелись на теплых камнях в саду. Отца, который приходил ко мне каждый вечер после «смерти» матери, чтобы пожелать спокойной ночи и избавить от кошмаров. Того отца, что изгнал меня, но умирал от тоски, скучая.

– Отец, это я. Ималь.

Ихтирам разразился мелким, дребезжащим смехом, который потонул в надрывном кашле. Прикрыв ладонью рот, князь сотрясался всем телом, стараясь сдержать очередной приступ. Заскорузлые пальцы окрасились багрянцем – кровавый кашель. Дурной знак.

– Моя дочь умерла, – доверительным тоном пояснил князь и безвольно обмяк на троне, – очень много лет назад. Я сам убил ее! Вот этими руками отправил на смерть!

Ихтирам слепыми глазами уставился в пространство, поднимая ладони с кровавыми брызгами.

– Отец! – я рванулась вперед, падая на колени перед троном, хватаясь за подол дряхлого одеяния.