- Трудно сказать… Может, к магазину? Там, вывеска «Продукты» еще…
- Мы третий раз мимо него проезжаем, если ты не заметил, Сусанин.
Максим бросил взгляд на топливомер: горючего осталась примерно половина.
- Бензин пока есть… Можем попробовать…
Из-за поворота навстречу тягачу выскочил еще один милицейский автомобиль. Он развернулся поперек дороги, перегородив путь.
- В переулок! – закричал Максим и тут же юркнул в рубку. – На поле! И в лес! В лес! Только не останавливайся!
Петро отреагировал мгновенно. Тягач, скрежеща и высекая из асфальта искры, крутнулся вокруг гусеницы, выскочил на пустырь и помчался к лесу. Милицейские машины пустились в погоню, но на грунте у колес не было никаких шансов. Милиция осталась далеко позади.
Вдоль опушки тянулся деревянный забор: точно такой же, как и возле аэропорта. «Комсомолец» легко снес целую секцию, сбил несколько деревьев и покатил по грунтовой дороге, проложенной в середине узкой просеки. Больше его никто не преследовал.
Спустя полчаса Петро резко остановил тягач и выключил двигатель. Максим едва не налетел на пулемет и без того покалеченной головой.
- Что не так? – быстро спросил он.
- Все не так! Руки и ноги не слушаются. Затекли. Это ты гулял, мотался туда-сюда, а я безвылазно парился в этой консервной банке. Мне нужно размяться. Необходимо.
- Хорошо. Только сначала я разведаю, что и как.
Максим первым выбрался наружу и, увидев огромные, с две мужских ладони, зубчатые листья между деревьями, заорал:
- Ура! Крапива! Наша, зоновская, родная! Мы у себя! Мы вернулись!
Петро выскочил из рубки, словно его вышвырнуло пружиной. Он начал приседать и нагибаться, но делал это с такой натугой что, казалось, его суставы скрипят как плохо смазанные шарниры.
Максим забрался на сиденье для десантников или орудийного расчета – оно располагалось сверху, на открытой «спине» тягача.
- Что ж. Теперь я могу сказать, что видел почти все. В аду я побывал, в раю тоже. Осталось чистилище.
Петро сдавленно кашлянул и чуть не плюхнулся в заросли крапивы.
- Ты хочешь сказать, что все, кого мы видели – души умерших?
- Я говорил образно. Как поэт с поэтом! – Максим театрально взмахнул рукой. – Мы, наверное, попали в какой-то параллельный мир. В нем жизнь похожа на нашу, но есть, как говорится, нюансы.
С минуту Максим чесал голову под повязкой, потом выложил начистоту всю подноготную о своих приключениях. Его рассказ не занял много времени. Настала очередь Петро чесать свой лоб:
- Может быть, нам все приснилось? И нет на самом деле никакой параллельной Москвы?
- Сейчас посмотрим! – Максим включил фотоаппарат, который так и висел у него на шее. Снимки Дворца Советов, метро, музея Лермонтова и электричек на Ярославском вокзале были там, где им и положено: на карте памяти.
Внезапно по лицу Петро пробежала тень. Он прекратил упражнения и медленно повернулся к Максиму:
- Музей Лермонтова, говоришь? Умер в семьдесят пять лет? Ты что же, даже не поинтересовался его стихами? Не открыл ни одной книги? Не сфотографировал хотя бы несколько страниц?
- Зачем? Я же пушкинист!
Петро ударил себя кулаком по лбу:
- Осёл ты, а не пушкинист! После такого тебе ни один уважающий себя филолог руки не подаст! Ты еще не понимаешь, что сделал… вернее, не сделал?
Максим потупил очи долу. До него понемногу начал доходить смысл его ошибки, вернее, цена его невежества.
- Ну… прости, друг, - тихо сказал он. – Я как-то не подумал.
- Ты никогда ни о чем не думаешь! - в отчаянии выкрикнул Петро. – Живешь своими «особыми способностями». За счет них и выезжаешь. На деле – дуб дубом! Поехали!
Максим спустился в рубку – он совершенно не обиделся на товарища. Поделом. Петро запустил мотор и тягач легко, точно по асфальту, побежал по твердому, утрамбованному тракторами грунту. Как и многое в Зоне, происхождение следов осталось неизвестным.
Целый час в рубке царило унылое молчание. Максим несколько раз порывался сказать Петро, что они не туда едут, что там – опасность, но не смог заставить себя заговорить. Он чувствовал досаду и раздражение напарника и знал, что любые попытки что-то объяснить могут привести того в ярость. Только когда лес закончился, и между холмами показались до боли знакомые диполя радиоцентра, Максим произнес:
- Ну, вот и оно, чистилище. Теперь вперед и с песнями!
Глава 25. День откровений
Ехать пришлось еще целых двадцать минут. За это время окончательно стемнело, но Максим приказал не останавливаться. Наконец тягач проехал заброшенный КПП и остановился у входа в радиоцентр.
- Глуши душегубку. Приехали.
Ворчание мотора смолкло. Максим откинул крышку люка и полез наверх.
- Ты куда? Темно же! – крикнул ему вдогонку Петро.
- У радиоцентра никого нет. Сюда полковник Федотов ни одну тварь не пропустит. Советская закалка.
- Он вроде как призрак? Тебя не унесет?
Максим только хмыкнул:
- У меня с ним давно уже договоренность. Он меня не трогает, а я его иногда снабжаю новыми собеседниками. Жаль, они его не видят и не слышат. Глухота беспросветная. Зато Федотову их разговоры вместо радио.