«Сварщик» с Юноны (СИ)

Началось с того, что делегация с «Авось» выкатила мне претензии: «Вот На „Юноне“ кубика целых два штуки есть, тем-то дали покрутить, а они, что же, бедные родственники?» Следом высказали недоумение через тихоню Данилова Офицеры: мол, «Вообще-то, обычно полагается в первую очередь-то как бы высшему сословию, офицерам, а уж потом, упрощённый вариант, нижним чинам, матросам». И даже французы, в лице капитана шевалье де Лаваля, с которым худо-бедно, но общались ближе чем с другими и который пару раз минут по десять кубик крутил, посетовал, что, мол: «мы конечно пленные, Но ведь люди-то с фрегата видят, и для французов, для азартной южной нации это прямо Издевательство-издевательство», — он тоже кубик держал в руках несколько раз по десять минут, думаю, что он имел свой интерес. Да приходили к Жаку и Луи их приятели: не совсем ж мы звери, друзей к раненым не пускать.

— Месье Резанов, а как называется эта игрушка? — поставил меня в тупик Жак при очередном посещении Филимона, который от заражения крови уже совсем оправился, только бедро не до конца срослось. Я задумался: «А действительно, как? „Русский кубик“ конечно прекрасно, но даже соотечественники двигают бровями от старания запомнить, а каково иностранцу…» Тогда не придумал ничего лучше чем «русский кубик» и по лицу француза прочел: нет, не запомнит. А значит придумает что-нибудь своё, что может оказаться негодным или даже вредным.

Вторым с этим вопросом ко мне подлез Хвостов, когда приходил за распоряжениями в командорскую каюту. Я как раз писал за столом и механически вывел: «Русский кубик». С минуту тупо пялился, лицом изображая тяжкие думы, потом схватил карандаш и переписал чуть иначе: «РУсский куБИК», и уже твёрдо ответил: А называется он, Николай Александрович, «русский кубик» или сокращенно, для простоты: «Рубик», и я показал как сокращал. Хвостов уважительно качнул головой:

— Очччень хлёстко, знаете ли. И запомнить легко.

С той поры так головоломку и прозвали: Рубик.

В общем, со всех сторон на меня насели. Понятно, что Орлиный коготь никак не мог наделать головоломок столько, чтобы удовлетворить потребности такой кучи народу. Я уже прятался — да где тут спрячешься! — везде меня подлавливали: в командорской каюте и в лаборатории Лангсдорфа, даже у радиста. Видимо от отчаяния мне в голову пришла гениальная идея: А что, если… И тут от уныния меня кинула в бурную деятельность.

Среди матросов выбрал самых искусных резчиков и раздал по одной детальке каждому: двое вырезали угловые, трое срединные E1 центральные кубики. И только 2 одинаковых совершенно, которые запорные, не доверил никому, это ноу-хау выполнял Орлиный коготь. Но для него и не в тяжесть, сидел себе под мачтой да стругал, в день выходила до сотни. Мы до того дошли, что запасы обычной доски пустили в дело, бук и орех. А Однажды я застал в офицерской кают-компании Хвостова, который задумчиво колупал пальцем панели палисандрового дерева.

— Не вздумай! — прикрикнул на него: — Ты что!?

— Да ничего, — спрятал тот руки за спину и покраснел.

Так что, к тринадцатому мая, Когда На горизонте показался Новоархангельск, на судах флотилии уже ходило по рукам девяносто семь рубиков. А тут ещё я додумался кинуть клич, что те, кто вырежет кубики сверх меры, получит игрушку в подарок.

— Ну здравствуй, Александр Андреевич, — я обнял невысокого жилистого наместника Русско-американской компании Баранова.

— Здравствуй, твоя Светлость, неожиданно сильно, будто клещами стиснул меня в ответ тот: — Я уж думал: как отбиваться станем? — как увидал в подзорную трубу сей Фрегат, — он кивнул на «Санта-Монику», — а пригляделся: глядь, под Андреевским флагом! Как это Вы сподобились, Ваша Светлость? — озадаченно заглянул мне в лицо Баранов.

— Потом расскажу, Александр Андреевич. Давай мы сейчас организуем разгрузку, продовольствия привезли.

И мы принялись каждый отдавать свои распоряжения.

На пристань привалили стар и млад, такое ощущение, что собралось всё население острова. Краснокожие смотрели внешне безучастно, только глаза выдавали жуткое любопытство. Русские выражались непосредственнее: толкали друг друга, спорили. Самыми эмоциональными, впрочем как всегда и везде, выглядели дети, которые подпрыгивали от избытка чуств, размахивали руками и громко обсуждали невиданное зрелище: самоходный дымящий корабль. Наиболее авторитетным объяснением большинство признавало, что внутри запряжен огромный кит, который от великого усердия выдыхает дым. Мальчишки с благоговейным ужасом разинув рты глазели на матросов «Юноны», сумевших обуздать эдакое чудище. И ведь секрета-то особого я из паровой машины не делал, а только растолковать этим неграмотным людям понятными им словами вряд ли удастся. Поэтому я лишь посмеивался в усы.

Позже, когда я убедился, что все люди размещены, в том числе и экипаж «Санта-Моники», покормлены, только тогда принял приглашение Баранова.

За столом поведал ему нашу эпопею.

— Слушай, Александр Андреевич налил я стопку, чокнулся с хозяином и опрокинул в себя, зажевал соленым грибком: — А сколько у нас шкурок добывается вот бобра?