Свечка. Том 1

Этот коварный безличный глагол завел нас в дебри недопустимого – слушая Челубеева и глядя на него, мы позволили себе выдумать то, чего на самом деле не было. Извиняет одно: все происходившее затем в кабинете Челубеева в реальности было скучным и неинтересным. Реализм действительной жизни имеет свои унылые параграфы, пункты и подпункты – поднаторевший в них за годы службы Челубеев устроил тогда такой торг, что пересказывать его здесь у нас нет ни желания, ни сил. В конце концов устный договор был заключен на следующих условиях: если в предстоящем силовом единоборстве победит о. Мартирий, то Челубеев снимет со стены портрет Дзержинского и на освободившееся место поместит ту самую, описанную в деталях икону и никогда ее оттуда не снимет. (Причем, что интересно, о. Мартирий не вспомнил, что совсем недавно собирался подарить икону Светлане Васильевне. «Ей нужнее». А теперь, выходит, нужнее Марату Марксэновичу? Что ж, лицо духовное – ему виднее, впрочем, это сам Челубеев предложил.)

Но мы отвлеклись…

Если же верх берет Марат Марксэнович, то о. Мартирий никогда больше не появится на территории ИТУ 4/12-38, а с ним, разумеется, заодно и о. Мардарий, и это условие было выдвинуто Челубеевым.

– Другого пришлют, – оторвавшись от окна, у которого все это время стояла, бросила в сторону мужа Светлана Васильевна, хотя по тону ее было ясно, что это для нее неприемлемо.

– С другим разберемся по-другому, – по-волчьи зыркнув на жену, пообещал Челубеев.

Встревоженный, перепуганный даже о. Мардарий подавал брату во время мировозренческого торга всяческие напоминающие о себе знаки, как то: сопел, кряхтел и даже сдавленно стонал, но о. Мартирий не слышал и в сторону толстяка ни разу не глянул.

Перекрестившись трижды челубеевскими гирями, монах-великан на глазах стал меняться – благодушие, мягкость и плавность появились вдруг в его взгляде и жестах, и эти такие чуждые, не свойственные ему внешние проявления больше и больше захватывали все его жесткое бескомпромиссное естество.

– Ну что, по рукам?! – притоптывая в радостном нетерпении, предложил Челубеев, и о. Мартирий поднялся и протянул свою ладонь.

А дальше случилось любопытное: в атмосфере тягостной тишины и неодобрительного со всех сторон молчания скованные железным своим рукопожатием тюремщик и монах замерли, глядя один другому прямо в глаза, как делают это перед важным поединком боксеры-профессионалы. (Причем, что интересно, несмотря на значительную разницу в росте, глаза их находились на одном уровне, и как, почему это происходило, понять решительно невозможно, потому что о. Мартирий, кажется, в тот момент не приседал, а Челубеев точно не взлетал. Но – что было, то было.)

И – замерли, надолго замерли, и пока они так, замерев, стоят, мы можем попытаться проанализировать, кто в результате заключенного договора выиграл и кто проиграл.

Все без исключения договоры называются равноправными и обоюдовыгодными, но никогда таковыми не являются, в выгоде большей или меньшей пребывает партнер более сильный или более хитрый, что и выясняется по мере выполнения договора.

Вначале рассмотрим нежелательный для обеих высоких договаривающихся сторон исход – поражение. О приобретениях тут говорить не приходится, а только о том, кто больше потеряет. Начнем с инициатора или, если угодно, зачинщика. На первый взгляд, Челубеев не теряет ничего. Ну, подумаешь, икона в кабинете будет висеть, у кого они теперь не висят? У того же начальника К-ского УИНа целый иконостас в углу нагроможден, а на церковные праздники он еще и лампадку запаляет.

Значит – ничего?

Ничего…

А измена жизненным принципам, которые для Челубеева не просто слова? А память об отце, заведующем кафедрой научного атеизма? А завет томящегося в неволе родного дяди никогда не снимать со стены портрет святого чекиста? Вот вам и ничего…

Теперь возьмем о. Мартирия. Тоже, кажется, немного теряет. Вернется в свой монастырь, бухнется в ноги настоятелю: так, мол, и так – согрешил. Ну пожурят, ну поругают, ну епитимью наложат, которая по своей строгости даже на пятнадцать суток не тянет.

Тоже вроде ничего?

А община храма во имя Благоразумного разбойника, для которой он является цементирующим раствором, она без него, скорее всего, рассыплется, упадет, как карточный домик. А сестры, которые от него без ума? А Светлана Васильевна? Не ничего, а тоже очень даже чего!

Так что в случае своего поражения каждая из договаривающихся сторон теряла всё или почти всё.

Победа же только на первый взгляд давала какие-то привилегии победителю.

Ну не будет о. Мартирий больше появляться в «Ветерке», разве тем самым Челубеев приблизит к себе опасно отдалившуюся супругу? Да еще больше отдалит!

Или что с того, что в кабинете воинствующего атеиста появится икона? Он что, креститься на нее будет, прежде чем очередной приказ подписать? Нет, конечно.