Сведенные судьбой

— Вы оба ни в чем не виноваты, — вступил в разговор отец, — за исключением того, что страшно раздражаете меня этой чепухой. Единственный человек, виноватый в том, что бедная девочка ранена, это негодяйка, которая на нее напала. — Он расправил одеяло на Пандоре, наклонившись, поцеловал ее в лоб и уселся на прикроватный стул. — Сын мой… чувство вины в умеренных количествах может быть полезным, однако в чрезмерных дозах оно способно привести к саморазрушению и, хуже того, превратить тебя в зануду. — Вытянув длинные ноги, герцог небрежно скрестил их. — Нет никакой причины рвать на себе волосы, переживая из-за Пандоры. Она скоро полностью выздоровеет.

— Теперь ты у нас доктор? — ядовито осведомился Габриель, хотя уверенное заявление отца сняло с его сердца часть печали и тревог.

— Позволю себе сказать, что в свое время столкнулся с болезнями и ранениями, в том числе от удара кинжалом, поэтому могу довольно точно предсказать исход дела. Кроме того, не будем забывать о бравом духе этой девочки. Она выздоровеет.

— Я согласна, — решительно поддержала мужа Эви.

Прерывисто вздохнув, Габриель только крепче обнял ее и услышал, как она сказала с сожалением:

— Иногда я с ностальгией вспоминаю дни, когда могла решить все проблемы моих детей, уложив их спать или дав им по куску бисквита.

— Вот и ему не повредило бы немного подремать и съесть кусок бисквита, — сухо заметил Себастьян. — Габриель, иди, найди себе нормальную кровать и выспись как следует, а мы пока присмотрим за твоей маленькой лисичкой.

Глава 23

В течение полутора недель после возвращения домой Пандора не раз ловила себя на мысли, что в больнице ей подменили мужа.

Он стал в высшей степени внимательным, сам ухаживал за ней, включая самые интимные нужды, и делал абсолютно все, что было в пределах человеческих возможностей, дабы обеспечить ей полный комфорт: менял повязку на ране, обтирал губкой ее тело, читал вслух, долго, с короткими перерывами, массировал ступни и голени чтобы улучшить кровообращение.

Настояв, что сам будет кормить ее, терпеливо поил с ложечки бульоном, фруктовым соком или угощал кусочками бланманже. Неожиданно то, что раньше казалось противным — мягкость, белый цвет, отсутствие текстуры, — превратилось в главное достоинство и стало для нее открытием. И хотя Пандора сама могла прекрасно есть, Габриель отказывался отдавать ей ложку. Ей потребовалось два дня, чтобы вырвать ложку у него из рук.

Однако такие мелочи заботили ее в последнюю очередь. Габриель еще недавно был самым харизматичным мужчиной в мире, но теперь… Куда подевался его бесшабашный юмор, дерзость, игривость? Он перестал флиртовать с ней, подтрунивать и шутить… Бесконечный стоицизм, который стал порядком надоедать. Пандора понимала, что его напряженность продиктована беспокойством о ее здоровье, но ей страшно не хватало прежнего Габриеля, не хватало особой энергии любви и юмора, которая связывала их невидимыми нитями. И теперь, когда ей стало намного лучше, из-за железного контроля, который распространялся на каждое ее движение, она начала ощущать себя в осаде… в ловушке, если сказать точнее.

Когда Пандора пожаловалась Гаррет Гибсон, которая наносила ей визиты ежедневно, доктор удивила ее, приняв сторону Габриеля.

— Ваш муж пережил огромный ментальный и эмоциональный шок, — объяснила Гаррет. — В известном смысле он тоже был ранен, и ему требуется время, чтобы прийти в себя. Иногда невидимые раны могут оказаться не менее тяжелыми, чем телесные.

— Но он станет вновь таким же, каким был раньше? — с надеждой спросила Пандора.

— Полагаю, да. В значительной степени. Однако ему стало понятно, насколько хрупкой может быть жизнь. Смертельные болезни обычно меняют наши представления о некоторых вещах.

— О бланманже?

Гаррет улыбнулась:

— О времени.

Сдаваясь, Пандора вздохнула:

— Я пытаюсь быть с ним терпеливой, но он стал осторожным сверх всякой меры. Не позволяет мне читать приключенческие романы, дабы у меня не повысилось давление. Всех домашних заставил ходить на цыпочках и говорить шепотом: меня, мол, беспокоит шум. Каждый раз, когда кто-то приходит с визитом, он слоняется поблизости и постоянно смотрит на часы, чтобы гости меня не утомили. Даже перестал целоваться со мной как следует, только клюнет иной раз в щеку, как какую-нибудь троюродную тетушку…

— Может, он и переусердствовал немного, — согласилась Гаррет. — Прошло две недели, вам стало лучше. В обезболивающих нет нужды, вернулся аппетит. Думаю, вам не повредит физическая активность… в разумных пределах, конечно. Слишком долгая неподвижность может грозить мышечной и костной дистрофией.

В дверь спальни постучали.

— Входите, — позвала Пандора, и в комнату вошел Габриель.

— Добрый день, доктор Гибсон. — Его взгляд остановился на Пандоре. — Как она?

— Быстро поправляется, — с тихим удовлетворением ответила Гаррет. — Никаких признаков аневризмы, гематомы, отечности или температуры.

— Когда я смогу выходить на прогулку? — спросила Пандора.