Читаем Сверчок за очагом (пер.Линдегрен) полностью

Она отвѣчала только тѣмъ, что всплеснула руками и разразилась дикимъ хохотомъ. Потомъ, выскользнувъ изъ объятій мужа на полъ, молодая женщина закрыла лицо передникомъ и горько заплакала. Наплакавшись, она опять засмѣялась и опять заплакала, послѣ чего стала жаловаться на холодъ и позволила мужу подвести себя къ огню, гдѣ усѣлась на старое мѣсто. Старикъ по прежнему стоялъ у очага, не шевелясь.

— Мнѣ лучше, Джонъ, — томно произнесла миссисъ Пирибингль. — Я совсѣмъ оправилась теперь… я… Джонъ!

Но Джонъ стоялъ съ другой стороны отъ нея. Почему Дотъ повернулась лицомъ къ незнакомому старому джентльмену, какъ будто обращалась къ нему? Неужели она бредила?

— Мнѣ только померещилось, милый Джонъ… Я испугалась… Что-то мелькнуло у меня вдругъ передъ глазами… Я не могла разобрать хорошенько. Но теперь это уже прошло, совсѣмъ прошло.

— Я очень радъ, что прошло, — пробормоталъ Текльтонъ, окидывая комнату своимъ выразительнымъ глазомъ. — Хотѣлось бы мнѣ знать, куда это ушло и что это было?.. Гм… Отправимтесь, Калебъ! Кто это тамъ съ сѣдыми волосами?

— Знать не знаю, сэръ, — шепотомъ отвѣчалъ Калебъ. — Ни когда не видывалъ его въ жизни. Отличная фигура для грызуна орѣховъ, совсѣмъ новая модель! Съ челюстью на шарнирахъ, открывающейся до самаго жилета, онъ былъ бы великолѣпенъ.

— Недостаточно безобразенъ, — замѣтилъ Текльтонъ.

— Или хоть бы для спичечницы, — продолжалъ Калебъ, погруженый въ созерцаніе, — что за модель! Выдолбить ему голову, чтобъ класть туда спички; поднять пятки кверху для чирканья по нимъ; какая вышла бы роскошная спичечница для украшенія каминной полки въ комнатѣ джентльмена!

— Недостаточно безобразенъ и на половину, — возразилъ Текльтонъ. — Ровно ничего въ немъ интереснаго! Пойдемте! Берите этотъ ящикъ. Ну, теперь вы оправились, надѣюсь?

— О, все прошло! совершенно прошло! — отвѣчала молодая женщина, поспѣшно махнувъ ему рукою, чтобъ онъ уходилъ. — Спокойной ночи.

— Спокойной ночи, — сказалъ въ свою очередь гость. — Прощайте, Джонъ Пирибинглъ! Несите осторожнѣе ящикъ, Калебъ. Если вы его уроните, тутъ вамъ и смерть. Темнота хоть глазъ выколи, а погода еще хуже давешней, полюбуйтесь-ка. Доброй ночи!

Окинувъ еще разъ комнату зоркимъ взглядомъ, онъ вышелъ въ сопровожденіи Калеба, тащившаго свадебный пирогъ на головѣ.

Фургонщикъ быль тамъ пораженъ поведеніемъ своей маленькой жены и такъ старался успокоить и ободрить ее, что почти забылъ о присутствіи незнакомца до ухода постороннихъ, когда тотъ остался ихъ единственнымъ гостемъ.

— Чего онъ тутъ сидитъ? — сказалъ Джонъ, кивая на него женѣ. — Надо намекнуть ему, чтобъ онъ уходилъ.

— Извините меня, мой другъ, — сказалъ старый джентльменъ, подходя въ хозяину; мнѣ тѣмъ болѣе совѣстно, что ваша жена, кажется, не совсѣмъ здорова; но мой провожатый, безъ котораго я почти не могу обойтись, по своему убожеству, — онъ указалъ на свои уши и покачалъ головой, — почему-то не пришелъ; боюсь, что тутъ вышло недоразумѣніе. Дурная погода, заставившая меня искать убѣжища въ вашей удобной фурѣ, нисколько не поправилось. Не будете ли вы такъ добры дать мнѣ у себя ночлегъ за плату?

— Конечно, конечно, — подхватила Дотъ, — съ большимъ удовольствіемъ.

— О, — промолвилъ хозяинъ, удивленный такой поспѣшностью съ ея стороны. — Положимъ, я ничего не имѣю противъ этого, а только, право, не знаю…

— Шш! — перебила его жена. — Милый Джонъ!

— Да вѣдь онъ совершенно глухъ, — возразилъ Джонъ.

— Конечно, но все-таки… Да, сэръ, разумѣется. Да, разумѣется! Я сейчасъ приготовлю ему постель наверху, Джонъ.

Когда она выбѣгала изъ комнаты, перемѣнчивость ея настроенія и странная суетливость до того поразили мужа, что онъ остановился, глядя ей вслѣдъ, совершенно сбитый съ толку.

— Вотъ мамочки пошли стлать постельки, — занимала между тѣмъ миссъ Слоубой ребенка;- а волосы у него выростутъ темнорусые и курчавые, и когда снимутъ съ него шапочки, всѣ милочки испугаются, всѣ, всѣ, кто будетъ сидѣть у огня.

Съ тѣмъ безотчетнымъ влеченіемъ останавливаться на пустякахъ, которое часто овладѣваетъ смущеннымъ и разстроеннымъ умомъ, фургонщикъ машинально повторялъ эти нелѣпыя слова, прохаживаясь взадъ и впередъ по комнатѣ. Онъ твердилъ ихъ столько разъ, что выучилъ наизусть и продолжалъ повторять ихъ, какъ затверженный урокъ, даже когда Тилли умолкла и принялась растирать ладонями обнаженную головку младенца, (какъ дѣлаютъ это нянюшки для здоровья), послѣ чего снова надѣла ребенку чепчикъ.

— «И всѣ милочки испугаются»… Гм! Удивляюсь, что могло напугать Дотъ! — бормоталъ хозяинъ, шагая по комнатѣ.

Онъ отгонялъ отъ себя внушенія Текльтона, однако, они вызывали въ немъ смутную, неопредѣленную тревогу. Вѣдь этотъ Текльтонъ былъ смѣтливъ и хитеръ, а Джонъ съ горечью сознавалъ свою недальновидность, и язвительный намекъ гостя точилъ ему сердце. Конечно, онъ не думалъ искать связи между рѣчами Текльтона и страннымъ поведеніемъ своей жены, но то и другое почему-то тѣсно сплеталось между собою, и онъ не могъ разъединить этихъ двухъ обстоятельствъ.

Перейти на страницу:

Все книги серии Рождественские повести

Похожие книги

Афганец. Лучшие романы о воинах-интернационалистах
Афганец. Лучшие романы о воинах-интернационалистах

Кто такие «афганцы»? Пушечное мясо, офицеры и солдаты, брошенные из застоявшегося полусонного мира в мясорубку войны. Они выполняют некий загадочный «интернациональный долг», они идут под пули, пытаются выжить, проклинают свою работу, но снова и снова неудержимо рвутся в бой. Они безоглядно идут туда, где рыжими волнами застыла раскаленная пыль, где змеиным клубком сплетаются следы танковых траков, где в клочья рвется и горит металл, где окровавленными бинтами, словно цветущими маками, можно устлать поле и все человеческие достоинства и пороки разложены, как по полочкам… В этой книге нет вымысла, здесь ярко и жестоко запечатлена вся правда об Афганской войне — этой горькой странице нашей истории. Каждая строка повествования выстрадана, все действующие лица реальны. Кому-то из них суждено было погибнуть, а кому-то вернуться…

Андрей Михайлович Дышев

Проза / Проза о войне / Боевики / Военная проза / Детективы