Свердловск, 1977

Разговор с Москвой вышел долгим и нудным. Представитель Внешторга пытался нагрузить меня кучей проблем, начиная от перевода техописания на немецкий язык и заканчивая вопросами гарантийного обслуживания. Отбояривался от прилетевшего счастья, как мог. В конце концов просто не выдержат, и забив на вежливость, поинтересовался, не слишком ли жирно будет получить пятнадцать процентов комиссии, не ударив палец о палец. Изделия сделали мы, покупателя я тоже нашёл сам. Доставку оплачивает тоже наша организация. И в чём же тогда наш интерес, и соответственно, их работа? Ах, в валюте, и счёт надо открыть во Внешторгбанке, причём срочно. Опять проблемы. Это же такая волокита…

— Да, немцы ещё просят вывести их на контакт с каким-то советским ансамблем. Не помните, кто там у вас на кассетах записан? — сумел москвич огорошить меня к концу разговора.

— Мой это ансамбль. Можете дать наш телефон. А вы не в курсе, для чего им нужно?

— Секунду, тут у меня записано было, а вот, нашёл. Какой-то Фариан заинтересовался вашей музыкой. Хотел бы обсудить возможности сотрудничества.

Трубку я положил, словно во сне. Это для москвича Фрэнк Фариан — это "какой-то Фариан". А для меня он — Человек из Легенды…

В себя пришёл к концу рабочего дня, как ни странно, в кабинете юриста — грымзы, которая сходу подсунула мне чашку горячего кофе. Всего один рабочий день, а как я вымотался. За время моего отсутствия, вопросы, раньше решаемые кучей, переросли в горы, и сегодня пришлось разгребать их разом.

Пауза в беготне и штурмовщине, подкреплённая вполне приличным кофе, неожиданно привела мысли в философский настрой. Моя первоначальная идея — попытаться мелкими, точечными действиями снизить имеющуюся социальную напряжённость и сделать жизнь наших людей чуть ярче и веселее, оказалась труднейшей задачей. В то же время как-то само собой у меня получилось выступить на первых ролях в событиях глобального значения и масштаба, причём, не прилагая особых усилий. Такая диспропорция между вложенным трудом и полученным результатом наводит на размышления, знаете ли…

— О чём задумались, Павел? — услышал я голос нашей звезды юриспруденции у себя за спиной. — Вы как перед окном встали, словно истукан, так, по-моему, даже дышать перестали.

О смысле жизни задумался, — отозвался я, отмирая. — Тем ли я занимаюсь, правильно ли живу, не слишком ли сильно разбрасываюсь по сторонам. До определённого предела такой стиль жизни был моей личной проблемой. Но по достижении серьёзных результатов всё изменилось. Я выиграл чемпионат Европы. Быть чемпионом — это не только почётно, но и ответственно. Тут меня даже надеждой советского спорта пару раз назвали. Про наше открытие с электричеством вы наверное слышали. Кроме научной ценности, там получается огромный экономический эффект, причём именно для СССР. Цифры настолько серьёзные, что могут изменить большинство политических раскладов во всём мире. Кроме того, я неплохой музыкант, и немного композитор. Час назад я узнал, что нашей музыкой заинтересовался лучший в мире продюсер. По крайней мере, сейчас именно его коллективы блистают на первых местах мировых хит — парадов, — говорил я неторопливо, временами останавливаясь, чтобы собраться с мыслями и сделать глоток — другой из подостывшей чашки. Слушательница у меня оказалась замечательная. Чтобы так удивительно слушать и сопереживать — надо обладать отдельным Даром.

— Вы похожи на Илью Муромца, перед которым три дороги, а он почему-то плюёт на них, и через кусты и кущи лезет прокладывать свою, четвёртую, — кивает она мне. — А заодно и всех нас по ней тащит, — с улыбкой добавила наша законоведка, — И вы знаете, мне это нравится.

— Завтра, может быть, я с вами соглашусь, а на сегодня мой энтузиазм иссяк. Отец, и тот сетует, что наша суета бесконечна, а я думаю, что и не так значима, — озвучил я всё-таки часть своих сомнений.

— Ой, напрасно вы так считаете. Я в академии давно работаю. Могу абсолютно точно сказать, что этот муравейник мы здорово разворошили. Многие учёные страшно амбициозны н самолюбивы. Пока вас не было, в академии состоялось общее собрание. Обычное, плановое. Кафедры отчитывались о проделанной работе, озвучивали планы. За нашу организацию пришлось выступить мне. Когда я закончила, в зале тишина стояла минуты две — три. Слишком разительный контраст получился, по сравнению с другими выступлениями. Мы, только за последние три месяца, выполнили столько работ, сколько все остальные кафедры академии за полгода не вытянули, а уж когда перечень наших планов прозвучал… Парторг потом долго кашлял, и по графину стучал, призывая всех к порядку. В зале такие страсти разгорелись… Не поверите, но я вчера впервые в жизни увидела, как по нашим коридорам народ бегом стал передвигаться.

— Так. И чем нам такая обстановка грозит? — я, как всегда, сначала хочу узнать прогноз о возможных неприятностях.