Свердловск, 1977

— Ничем, — безмятежно улыбается собеседница, — По партийной линии за вами обком, по научной — практические результаты и похвала от самого Капицы, а финансово мы академии не подотчётны. И я почему-то уверена, что если нас с помещениями попробуют прижать, то за нас первый отдел вступится, не так ли?

Испытующий взгляд женщины я встретил пожатием плеч. Не силён я в научных интригах, не задумывался как-то о том, что своей работой могу нарушить местным учёным растительный образ их существования. А вот с куратором из КГБ надо будет встретиться. Про чемпионат расскажу, бутылочку астурийского кальвадоса презентую, заодно и по академии подстрахуюсь. Вдруг не захотят нас уважать, так пусть боятся.

— Едрическая сила! — наш клавишник застыл в дверях, слушая то, что мы вдвоём с Лёхой извлекаем из Оберхейма. Он немного опоздал, вот и подошёл, когда синтезатор нами был уже подключен и мы вовсю экспериментировали со звуками.

— Ага, так вот как Пинк Флойд это делает, — нащупывает Алексей нужное звучание, наигрывая знакомую всем тему из их песни, — А если эту ручку до конца выкрутить, то чистый космос получается. Оп-па, а так вылитый Тангерим Дрим.

— Я вчера Жан-Мишель Жарра слушал. "Оксиген" — мощный альбом. Там темки интересные есть. Теперь можно их попробовать сыграть. Пустите, попробую изобразить, — парень протискивается к инструменту и я слышу классическую электронную композицию Оксиген 4. От нахлынувшей ностальгии начинает пощипывать в носу и влажнеют глаза.

— Так, у меня ещё небольшое сообщение имеется. Рекомендую послушать, — оглядываюсь я на клавишника, который самозабвенно продолжает терзать новый инструмент, ничего вокруг не слыша. Николай находит более радикальное решение, выключив ему усилитель.

— На чемпионате одна из наших кассет попала в руки немецким журналистам, — начинаю я с лёгкого вранья. Для истории группы такая мелочь пригодится, а вот мне совсем не хочется рассказывать, что три кассеты ушло вместе с плеерами, а потом пять я ещё после интервью журналистам раздал. Какая из них дошла до адресата, видимо так и останется тайной, — А сегодня москвичи мне сказали, что нас разыскивает "какой-то Фариан". Вроде, как ему наша музыка понравилась.

Я замолкаю, и смотрю на музыкантов. Недоумение, затем растерянность, и в итоге круглые глаза и отвалившиеся подбородки.

— Кто к-кто? — сорвавшимся голосом, заикаясь, переспросил Алексей.

— Мне так сказали, "какой-то Фариан". Лично я только одного Фариана знаю.

— Джилла, Бонни М. Это он… — шепчет Лёха.

— Эрапшн ещё. Тоже его группа, совсем новая, — добавляет Коля, — Я неделю назад Голос Америки слушал. Как раз про них рассказывали.

Джонни, о-о, е-е — напевает наш саксофонист один из популярных шлягеров Джиллы, — А что делать-то надо? Если с Боньками выступать, то я несогласный, больно они страхолюдны. А вот Джилле я бы… — он успевает заметить Колькин кулак, и воровато оглянувшись на наших девчонок, уже тише добавляет. — Там можно и того… законтачить, в смысле.

Всех почему-то резко пробивает на хохот. Слегка нервный, но от этого не менее эмоциональный и зажигательный.

— Думаю, нам стоит немного упереться в собственное творчество. У кого что в загашниках скопилось? Давайте, вываливайте без стеснения, а то на чужой музыке далеко не уедем, — воззвал я к совести наших музыкантов. Народ у нас не простой. Тот же саксофонист, подвыпив, мне как-то свои опусы наиграл. Сколько я с него их потом не вытягивал, он так и не раскололся. Жаль, там у него очень приличный вьюжн звучал. Вполне себе достойный. Я и у грандов не всегда что-то равное слышал. Также, точно знаю, что девчонки наши что-то пишут. Наблюдал как-то со стороны, во время гастролей, как они по очереди к роялю подходили, рассчитывая, что их никто не видит и не слышит. Тихонько своё наигрывали и в тетрадку записывали. У того же Лёхи психоделической гитарной зауми часа на три звучания наберётся. Неожиданно вкусной и оторванной от нынешних стандартов, — И начнём мы… — я вопросительно уставился на девчонок, но они дружно замотали головами, с удивлением посмотрев друг на друга, — С нашего ударника.

— Кхе, — ответил тот, когда мой палец упёрся ему в грудь, — А что я. У меня всё просто. Такое никто слушать не будет.

— Выкладывай, — потребовал я, и парни поддержали меня одобрительным гулом.

— Шика тыка, цика тыка, шика тыка, цика тыка, — начал тот, отшелкивая пальцами ритм и изображая партию ударника,

— Я хотел подарить тебе звёзды,

— Я хотел улететь с тобой в небо,

— Я хотел убежать с тобой в грёзы,

— Где ни разу никто ещё не был.

Вполне прилично запел он, благодарно оглянувшись, когда Алексей рассыпал аккорд, а потом, вникнув, перешёл на роковый чёс с оттяжкой, сопровождая на гитаре его пение.