Свердловск улыбается

Проанализировала себя в зеркале и вижу: вполне еще даже ничего. «Как знать, — думаю, — может, и ждет тебя, Клавдия, какая-нибудь светлая неожиданность…»

А этот уже тут как тут.

— Ну, когда обратно в загс-то?

Я говорю:

— Ты что, хочешь, чтоб мы с тобой прямиком в фельетон загремели, как жилищные хищники? Нет уж, мил друг, о загсе речь может идти только после разумного интервала.

— Ну ходить-то хоть можно?

— Ходи, — говорю, — что за вопрос. Только не забывай, что у мамы от одного твоего вида давление подскакивает. Вот ты и выбирай время, когда она в садике со старушками сидит, тогда и ходи.

Надул он тут губы, хрястнул дверью, и давай мою нервную систему испытывать. Неделю не показывается, вторую не показывается… «Ладно, — думаю, — посмотрим, что через месяц запоешь. Ваш брат на меня, между прочим, вполне еще даже поглядывает».

Но, в общем, прошел месяц, и стала я призадумываться. «Нет, — размышляю, — как ни говори, а первое чувство все же самое прочное». Сделала завивку, поработала над собой — и к мужу.

Стучу. Открывает — и вижу: смутился. Аж зарделся весь. И так он мне вдруг понравился, смущенный, — ну прямо как на первом свиданье.

— Ну, здравствуй, — говорю, — старикашечка-таракашечка, — и целую его в щечку.

А он еще больше краснеет, и чувствую — потихоньку пятится. И в этот самый момент выходит из комнаты мадам. Такая из себя белокуренькая, в очках и, представьте, в домашнем халатике, — ну типичная хищница.

— Это что за музкомедия? — спрашиваю. — Я с такой нелепостью еще не соприкасалась, чтобы в моем дому очкастые змеи в халатиках разгуливали!

А она щурится через очки и заявляет:

— Между прочим, ваш дом — по другому адресу. — С этими словами снимает свои фары и быстренько кладет в карманчик.

Только не угадала: я не за фары, я ее за волосья — цоп!

Муж кричит:

— Не трожь, Клавдия, мы с ней расписанные!

Ну тут подключились они в четыре руки, — и когда только успели сработаться? А дальше и рассказывать неинтересно…

Вот я и спрашиваю: когда наконец за этих хищниц возьмутся?

Владимир Сибирев ЭПИГРАММЫ

Суперджинсы

Вот это джинсы!
Даже боги
Не могут о таких мечтать!
Как будто кто-то
По дороге
В них на коленках
Полз верст пять…

Обыватель

Беда не в том,
Что он сверх меры сыт,
А в том, что, набирая в весе,
Там, где другой испытывает стыд,
Он преисполнен
Важности и спеси.

«Профессионал»

Напечатав два десятка строф,
Он сказал заводу:
— Будь здоров.
Пишущей машинкой обзавелся,
Стричься перестал,
С женой развелся,
Чтобы всяк и без сомнений знал:
Он отныне профессионал.
Тут ему засесть бы за поэму,
Да не знает, на какую тему.
Новый цикл бы выдать на-гора,
Да вернули старый лишь вчера.
…Скоро станет у него занятьем
Предавать издательства проклятьям.

Марк Шварц РАССКАЗЫ

Справедливости ради

Инженер Глеб Петрович Мышкин из Ленинграда и молоденькая учительница Алла Сергеевна из Омска оказались соседями по сочинскому пляжу. Они были знакомы всего два дня, но Мышкин уже знал, что у Аллы Сергеевны кроме безукоризненно стройных ног есть еще где-то военнослужащий муж, отличник боевой и политической подготовки. В свою очередь Мышкин успел поведать учительнице о шестилетнем сыне-вундеркинде.

Утомленное солнце уже собиралось приводняться в заданном районе акватории Черного моря, когда инженер и педагог одновременно заметили на горизонте крошечную темную точку. Вскоре уже весь пляж следил за медленным приближением неопознанного предмета. Даже многое повидавший в жизни матрос-спасатель, прервав созерцание особ прекрасного пола, развернул свой шестнадцатикратный бинокль в сторону моря и приник к окулярам.

— Во дает! — восхищенно воскликнул он. — Во дает, подлец! Ну, пусть только выплывет, оштрафую по полной форме!

Слух о неизвестном пловце мирового класса мгновенно облетел пляж. Судили, рядили, вспоминали звучные фамилии рекордсменов. А тем временем уже и без бинокля можно было разглядеть розовую шапочку человека, плывущего к берегу по-собачьи. Вот человек встал на ноги, трудно вышел из воды, и все увидели, что это женщина, возраст которой уже перевалил за ту критическую отметку, после которой определить его практически невозможно.

Женщина сняла шапочку, мокрые седые пряди упали на шею, и Глеб Петрович громко ахнул от удивления: в мокрой женщине он узнал свою соседку по ленинградской квартире старуху Кошкину, пенсионерку.