Свердловск улыбается

Окинув пляж дальнозорким старческим взглядом, пенсионерка Кошкина по-деловому направилась прямо к Глебу Петровичу.

— Здравствуй, милок, — сказала она.

— Здравствуйте, Василиса Егоровна. Откуда?

— Из Ленинграду.

— Как?!

— А так. Морями да окиянами. Вокруг Европы. Круизом.

Люди вокруг оживленно зашумели:

— Ай да бабуся! Неслыханно! Ведь это же мировой рекорд!

— Да полноте, рекорд! — отмахнулась старуха Кошкина. — Пустое. Разве что в Северной Атлантике поштормило малость, да еще подле самого Гибралтару какая-то акула мирового империализма привязалась, подкусить меня думала. Ну, ничего. Не на такую напала! Я с нее быстро спесь-то сбила: так ей нос ободрала, век меня помнить будет!

— Так ведь можно же было поездом! Самолетом, наконец!

— Э-э-э, милок, да разве в разгар сезону билет достанешь? Да и денег жаль… А дело срочное. Важное дело! Вот и не вытерпела душа. Переплыла окиян ради торжества справедливости…

— А что? Что случилось? — встревожился Мышкин.

— Неудобно при людях… Ну да ладно, они свои… Ты только не волнуйся, милок, — голос старухи Кошкиной зазвучал торжественно: — Жена твоя, Нина, неверна тебе стала. Так-то… Самолично видела.

— Не может быть, — обмяк Мышкин.

— Может, — подтвердила пенсионерка. — Очень даже может! Как ты уехал, повадился к ней какой-то козел. Бородка клинышком, из себя гладкий, мастью серый. С портфелем пупырчатым. Приходит вечером, уходит утром. Вот и решила я: дай, думаю, упрежу. Глаза-то раскрою! Не чужая, чай…

— Да что вы такое говорите, Василиса Егоровна! — взорвался инженер. — Бородка клинышком, из себя серый? Так это же ее брат Николай из Вологды приехал!

Наступила длинная пауза. С моря повеяло прохладой.

— Брат-то двоюродный? — с надеждой спросила старуха Кошкина.

— Родной. Он давно к нам в командировку собирался.

Пенсионерка обиженно поджала губы:

— Что же это? Выходит, я зря окиян переплыла?

Мышкин развел руками.

— Ладно, — сказал он, — не расстраивайтесь. Завтра же достану билет и отправлю вас домой с комфортом.

— И что это ты, милок, сразу же меня домой выпроваживаешь? — подозрительно спросила старуха и покосилась на Аллу Сергеевну. — А эта цесарка кем тебе доводится?

— Так… просто знакомая… — смешался Мышкин.

— Понятно! — оживилась пенсионерка. — и давно знакомы-то?

— Недавно… Третий день.

— Ну, я, пожалуй, пойду, — Кошкина поспешно напялила резиновую тапочку и зашагала к воде.

— Постойте, — заволновался инженер. — Вы что, обратно поплывете? Это же безумие!..

— Некогда мне тут с вами рассиживаться! — сурово осадила его старуха. — Дело у меня в Ленинграде. Срочное! Поспешать надобно. — И, глубоко вздохнув, она бросилась в морскую пучину.

Вскоре черная точка растаяла в фиолетовой дымке у горизонта.

Информационный голод

С некоторых пор заметил я за собой странную болезнь. Вроде бы точит меня постоянный голод. Но не в смысле желудка, упаси бог, а в смысле печатной продукции. Достаточно мне хоть на миг остаться наедине с собой, как сразу же скучно делается до невозможности, а глаза начинают бегать в поисках печатного слова: что бы еще такое прочесть? И я уверен, что если в такой момент запереть меня в пустой комнате, так я над собой обязательно что-нибудь сделаю! Иной раз так прихватит, что срываешься с рабочего места и мчишься как угорелый до ближайшего газетного киоска. Разворачиваешь газету дрожащими руками: ну как там, в Зимбабве? Или с лохнесским чудовищем как? Начинаешь читать, и вроде сразу отпускает. Вроде сразу облегчение наступает. Вот такие симптомы. К врачу не пойдешь.

Пожаловался я как-то своему приятелю Петьке Медякову, так он меня чуть не на смех поднял:

— Не у одного тебя, — говорит, — такое творится. У меня тоже. И пора бы знать, что называется это по-научному «информационный голод». И ничего зазорного в этой болезни нет, потому что терзает она только культурных и начитанных людей второй половины двадцатого века. Информация — она вроде бы как вода. В любую дырку устремляется. Где пусто — то и заполняет. А потому не жмись втуне, как мещанин, а раскройся весь навстречу информационному потоку и впитывай его, впитывай каждой порой, каждым нейроном: благо их у тебя хватит. Вон какой вымахал!

Ладно, думаю, только мне от твоего объяснения ничуть не легче стало. Гложет, да и только, То ли я информацию, то ли она меня. Словом, кто кого. А главное — аппетит приходит во время еды. Такая жадность проснулась до печатного слова, что солидного еженедельника мне уже едва хватает на каких-то пятнадцать — двадцать минут, а что потом будет, я уже и не знаю. Единственное спасение — это беллетристика. Особенно толстая беллетристика. Сколько я книг за последние годы прочел — это подсчитать невозможно! Потому что читаю повсюду и при любой возможности: в метро, в очереди за ананасами, на рабочем месте, на отчетно-перевыборном собрании, в постели, а также, извините, в туалете. Зрение вконец испортил. Ношу очки. И все мало!

На днях вскакиваю утром, как будто по голове обухом ударили. Стою перед женой, хлопаю глазами, а она с каким-то жалобным отчаянием спрашивает: