Свердловская рок-энциклопедия "Ритм, который мы..."

Итак, в сентябре 1980 года, после записи альбома «Шагреневая кожа», «Сонанс» распался. Александр Пантыкин и Иван Савицкий ушли создавать «Урфин Джюс». Оставшимся музыкантам (Андрей «Борщ» Балашов — клавишные, вокал, Михаил Перов — гитара, вокал, Анастасия Полева — вокал, Игорь «Феич» Скрипкарь — бас, вокал, Александр «Полковник» Гноевых — звук) приходилось проще — им ничего не надо было создавать, они являлись очень даже работоспособной творческой единицей. Оставалось только пересадить администратора Евгения Димова за барабаны, с которыми он умел неплохо обращаться, и взять название «Трек». Наречение нового коллектива, состоявшееся 23 сентября, решили считать днем рождения группы. Даже часть дебютного альбома была готова — «трековцы» включили в него две песни из «Шагреневой кожи», написанные без участия Пантыкина. В декабре альбом, названный просто «Трек-I», увидел свет.

Записывали его весело. «Скрипкарь вслух читал нам Швейка, — вспоминает Полковник. — Мы поржем — и снова за работу». Даже репетиции «Трека» проходили своеобразно. Сначала 20–30 минут все просто разговаривали. На любые темы, подзаряжая друг друга. Шла некая энергетическая накачка. И когда чувствовали, что необходимый уровень энергетики достигнут, все брали в руки инструменты и начинали репетировать.

Сценический дебют группы состоялся 27 декабря в клубе Уральского университета. Программой из десяти номеров публика осталась довольна. Особенно громкие аплодисменты раздавались после песен, в которых солировала Настя Полева.

В большинстве тогдашних групп фронтменом был мужчина. Мысль о том, что рок может петь женщина, казалась новаторской. «После того как я записала „Песню любви“, меня отвел в сторону Женя и спросил: „Ты же понимаешь, что достойна исполнять не более пяти процентов репертуара?“ — смеется Настя. — Надо было знать мужского шовиниста Димова, для него и 5 % — это очень много. Я даже на это не рассчитывала и согласилась». Так, с математической точностью, была определена доля участия Насти в творчестве «Трека». Со временем эта доля росла (Настин голос звучит примерно в трети записанных песен), но до самого конца коллеги по группе считали ее не более чем изюминкой.

Однако публика воспринимала расстановку сил иначе. Все, кто был на их немногочисленных концертах, делясь впечатлениями, неизбежно произносят: «А потом вышла Настя, и мы все просто выпали в осадок…» К сожалению, все выступления «Трека» можно пересчитать по пальцам: пять концертов в родном городе, выезды в Каменск-Уральский, Ижевск и Зеленоград.

Оригинал плаката группы «Трек». Евгений Димов, Михаил Перов, Настя Полева, Игорь Скрипкарь и Андрей Балашов. Фото Олега Раковича

В первое время «Трек» и «Урфин Джюс» поддерживали прекрасные дружеские отношения — разногласия-то у них были исключительно музыкальные. Все изменилось после рок-фестиваля архитектурного института в июне 1981 года. «Трек» выступал в черной кожаной униформе, собственноручно сшитой Настей. Музыка, внешний вид и непонятная эмблема, придуманная Балашовым (белый круг с черной точкой в центре), произвели неизгладимое впечатление не только на зал, но и на представителей контролирующих органов.

После фестиваля комсомольские функционеры обвинили «Трек» ни много ни мало в пропаганде фашизма. «Джюсовцы», присутствовавшие при этом, были обвинены темпераментным Димовым, ставшим к тому времени лидером «Трека», в предательстве. Былая дружба дала трещину, которая затянулась лишь через пару лет.

По городу поползли тяжелые слухи. Михаил Симаков, вокалист «Апрельского марша», а в те годы — солист ансамбля политической песни «Баллада», вспоминает: «Наша руководительница с ужасом рассказывала про концерт страшной группы „Трек“, которая выступала чуть ли не со свастиками на рукавах. Спустя много лет я узнал, что этот страшный „Трек“ использовал при записях наши балладовские болгарские микрофоны, купленные обкомом комсомола и тайком одалживаемые Полковнику мужем одной из солисток».

«Трековцы» чувствовали себя уязвленными. «УД» выезжал на фестивали в Баку и Вильнюс, а их со всех сторон гнобили власти. Музыканты стали вести замкнутый, скрытный образ жизни, мало с кем общаясь. Знающие люди рассказывали, что все они живут в одной квартире, чуть ли не на казарменном положении. Как красочная деталь, добавлявшая сходство с казармой, упоминались двухъярусные кровати. «Это не группа, это секта какая-то», — шептались свердловские меломаны.

Идея замкнутости исходила от Димова. «Он настаивал, чтобы мы никуда не ходили, варились в собственном соку и репетировали до посинения, — вспоминает Скрипкарь. — Женькино видение нашего имиджа было таким: вышли, ошарашили всех и, ни с кем не общаясь, снова закрылись в скорлупе». Михаил Перов объясняет эту герметичность просто: «Мы были очень замкнутыми, закомплексованными молодыми людьми. Да, мы знали цену нашей музыке, но приставать ко всем с просьбами послушать и похвалить нас казалось нам неправильным».