Сверхчеловек говорит по-русски

Сверхчеловек — не просто записной былинный красавец с могучими мышцами «а ля Шварценеггер» и острым интеллектом. Рус должен быть истинным сверхчеловеком духа, обладателем железной воли, пассионарием, неуклонно преследующим свои благородные цели.. Глубокое понимание парадоксальности бытия и умение запросто ориентироваться в противоречиях, генерируя радикальные изобретения на каждом шагу и делая эпохальные открытия — вот его черты. И все же, концентрируясь на двойственности всего сущего, очень легко впасть в положение «буриданова осла», то и дело застывающего в нерешительности меж двумя охапками сена. Возможно ли совместить глубокую мудрость, «умножающую скорбь», и оптимистическую, безудержную силу духа, заставляющую мгновенно, интуитивно выбирать из двух направлений одно-единственное и следовать ему до конца? Здесь, как и везде, для руса нет ничего невозможного.

Современная наука полна парадоксов. В ней постоянно совмещается на первый взгляд несовместимое. Самые удивительные открытия, самые фундаментальные теории целиком основаны на парадоксах. В начале прошлого века ученые оказались озадачены поведением элементарных частиц, квантов материи. Каждый квант вел себя то как бесконечная волна, «проходя через множество отверстий одновременно», то как микроскопическая частица, оставлявшая в трековых камерах вполне отчетливые, резко очерченные следы. Устав от тщетных, вполне «буридановых» попыток приписать квантам хоть какие-то определенные, непротиворечивые свойства, ученые встали перед суровым фактом: квант — это ни волна, ни частица. И, в то же время, он и волна и частица в «одном флаконе», некий новый, невиданный еще объект «волна-частица». Так возникла квантовая механика, одна из самых странных и наиболее надежно экспериментально доказанных теорий современности.

Примерно в то же время физики, изучая свет, столкнулись и с еще одним невиданным явлением. Раньше каждый знал: если два человека делают каждый по шагу навстречу друг другу, то они сближаются ровно на два шага. Точно так же вели себя и все остальные вещи в природе, что и было отражено в известном законе сложения скоростей. Свет же отчего-то не желал вести себя подобающим образом. Каждую секунду каждый из лучей света, летящих навстречу друг другу, делал «по шагу» в триста тысяч километров. Расстояние же между этими лучами сокращалось вовсе не на шестьсот тысяч, и даже не на пятьсот или, там, на четыреста тысяч километров. Нет, они сближались все на те же триста тысяч, как будто бы второй луч все это время «топтался на месте». Еще более странным было поведение тех же лучей, когда один шел вдогонку другому. Несмотря на точное равенство их скоростей, они продолжали… сближаться все с той же скоростью в триста тысяч!

Такой парадокс вынудил физиков признать существование еще одного страннейшего и противоречивейшего союза. Союза квинтэссенции изменчивости, неустойчивости всего сущего и полной ее противоположности, полного покоя и неизменности. Иначе говоря, стало фактом полное единство времени и пространства. Этот новый объект природы получил гордое и весьма знаменитое сегодня имя «пространства-времени». Подобно волнам и частицам, время и пространство, как отдельные сущности, перестали существовать.

Появление диалектики а затем и диалектического языка (Диала) поставило человечество перед окончательным фактом полной и безоговорочной парадоксальности Природы. И одним из самых удивительных парадоксов, имеющим далеко идущие последствия, стало признание противоречивого единства знания и веры.

Вера и знание, по видимости, противоположны друг другу — и ничто не способствовало возведению этой противоположности в самую невероятную степень так, как многовековое соперничество между наукой и религией. Вера, это «непосредственное знание», казалось бы, напрочь отметена наукой, поставившей на место веры знание опосредованное, «инструментальное», а на место субъективного авторитета «святой» личности объективный авторитет «инструмента», авторитет опыта.

И в то же время, никакое знание невозможно без веры, начиная с врожденной веры в свои же собственные органы чувств и далее, веры в правдивость родителей, учителей, письменного слова… Мы не проверяем «экспериментально» и сотой доли того, чему нас учит школа и что мы читаем в книгах. Точно так же никакая вера, по сути, невозможна без знания. Вера всегда подпитывается реальным опытом — и вера традиционных религий есть лишь древняя форма знания, многовековой опыт борьбы человечества за выживание, воплощенный в нравственных установках морали и олицетворенный в заветах пророков и богов. Борьба науки с религией, по сути, не была борьбой против веры. То была борьба с догмой, с окостеневшим знанием, ставшим препятствием для развития.