Наступило утро, а вместе с ним приближались и рейсы Дженсена и Миши. Ричард отложил свой полет на пару дней, чтобы остаться со мной. Моя жена наконец добралась к нам, и к тому времени я все еще не мог произнести ее имя. Я посмотрел на нее и сразу понял, кто она такая, но медсестра спросила: «Кто это?» – и я открыл рот, но ничего не мог сказать. Это было душераздирающе для нас обоих. Вот он я, трубки выходят из меня, аппараты пищат, эта постоянная пульсация исходит от аппарата вокруг моих ног, и я забыл все слова. Самое ужасное во всем этом.
Вскоре ко мне должен был приехать Брюс, и затем по подсказке врачей он продолжил попытки разговорить меня. Они сказали, что первые сорок восемь часов были самыми важными для поддержания моей речи. Я почти ничего не знал, мой мозг сам себя перестраивал. Я потратил около часа, отвечая на вопрос «кто ваш любимый актер?». Отрабатывал свои навыки мимики и изображал слова, а Брюс и моя медсестра Пэм пытались понять, что я говорю. Это была мучительная игра в шарады. Я изображал парня из фильма «Большой Лебовски» и делал «звуки, похожие на боулинг», они наконец догадались: Джефф Бриджес.
На следующее утро новости были хорошие. Ночная МРТ показала, что свертывание крови прекратилось и, возможно, тромб стал меньше. Картина моего мозга была довольно ужасающей – черное облако представляло собой мертвый мозг в моей лобной доле. Но артериограмма выполнила свою работу и не убила меня при этом. Я прошел через самое худшее, но мне еще предстоял долгий путь.
Молли наконец смогла точно рассказать мне, что произошло. Я пережил ишемический инсульт из-за полного расслоения левой сонной артерии. Расслоение образовало тромб, который застрял в левой лобной доле. Прямо там, где находится зона, отвечающая за формирование речи. Проблема с речью, которую я испытывал, называется афазией, расстройством, вызванным повреждением тех частей мозга, которые контролируют речь.
Обычно инсульт такого рода вызывается травмой от внезапного резкого движения головы и шеи, что объясняет, почему врачи постоянно спрашивали меня, не попадал ли я в автомобильную аварию, не занимался ли физическим спортом и не ходил ли к мануальному терапевту в течение последних трех дней. Был момент, когда Миша и Тай Олссон вышли на сцену во время моего выступления на конвенции и шутливо подняли меня вверх ногами. Это продолжалось секунд пять. Но, по правде говоря, у меня не было удара. Я был здоровым человеком, часто делал отжимания, висел вверх ногами на тренировках. Конечно, я мог бы подняться на сцену на руках. Это было просто странное событие, анатомическая случайность.
В процессе выздоровления одна мысль преследовала меня постоянно. Если бы я точно знал причину, повлекшую за собой инсульт, все было бы намного проще. Есть несколько причин, которые могут привести молодых людей к инсультам, нарушениям соединительной ткани и другим генетически детерминированным болезням. Я даже читал, что такая мелочь, как чих или кашель, может вызвать расслоение артерии. Я часто вспоминал тот день, пытаясь припомнить, чихал ли я сильно в то утро. В конце концов мне пришлось оставить эту затею. Иногда такое просто случа-ется.
Врачи сказали, что моя сонная артерия, вероятно, никогда больше не будет работать как следует. МРТ шеи показала, что кровь движется вверх по одной сонной артерии, в то время как левая сторона была остановлена. Никакого движения на этой автостраде. Совсем. Я мог бы жить только с одной, но, случись с ней что-нибудь, моя жизнь была бы окончена. «Мост» под названием виллизиев круг в задней части мозга, предназначенный для такого рода чрезвычайных ситуаций, переносил кровь на другую сторону, чтобы мой мозг все еще мог функционировать. Удивительно, как надежно и в то же время хрупко наше тело.
Меня перевели из реанимации в обычную больничную палату. Очень медленно, но верно слова начали возвращаться ко мне. Это было совсем не похоже на то, как снова включается водопроводный кран; скорее, это была небольшая подача воды из шланга с утечкой. Однажды терапевт пыталась заставить меня сказать «цветочек», но я не смог. Она вышла из комнаты, когда вошел Рич, и он спросил меня, что случилось. «Я не могу сказать “ЦВЕТОЧЕК”!» – выпалил я. Я не мог контролировать, когда мой мозг будет работать, а когда нет.
В другой раз в палате была целая команда терапевтов. Они произносили словосочетания, а я должен был сказать, какое слово было первым. Одно сочетание было «март-июль», и я назвал «июль». Они сказали: «Это первое слово?» Я же ответил «да». Я спросил, не ошибся ли я? Они сказали, что да, ошибся, и так еще в нескольких сочетаниях.