Сверхнормальные. Истории, которые делают нас сильнее

Повзрослев, многие сверхнормальные люди объясняют выживание и успехи именно своими особыми способностями контролировать каждый прожитый день и, следовательно, судьбу. По сути, те, кто успешно справляется с неблагоприятными жизненными обстоятельствами, действительно часто добиваются этого как минимум благодаря сильному самоконтролю и умению настраиваться на нужный курс[403]. Как показало долгосрочное исследование на острове Кауаи[404], в рамках которого ученые наблюдали за многообразной выборкой гавайских младенцев вплоть до достижения ими среднего возраста, те, кому удалось победить крайне негативные обстоятельства детства, уже в подростковом возрасте верили в собственную эффективность[405] и способность преодолевать препятствия, ждущие их впереди. А еще одно исследование в этой области — в нем участвовало почти три тысячи человек в возрасте от 25 до 74 лет — продемонстрировало, что отсутствие родительской поддержки в детстве четко ассоциируется с хроническими психическими и физическими проблемами во взрослой жизни, однако люди, которые чувствуют, что контролируют себя и свою жизнь[406], таких проблем не имеют.

Сверхнормальные отличаются удивительной способностью реализовывать исполнительные функции; в своем строго контролируемом и целенаправленном подходе к жизни они чем-то напоминают маленьких гендиректоров. Они ставят перед собой конкретные цели и даже рисуют для себя плакаты («Будь совершенным!»). И делают это, зная, что совершенство — продукт не только наличия потрясающего «сырья», но и — а может, и в первую очередь, — готовности и способности заставить это «сырье» давать нужные результаты[407]. Хоть Элизабет никогда не призналась бы в этом публично, в глубине души она чувствовала себя всемогущей. Она чувствовала, что способна достичь всего, что наметила, надо только действовать мудро — как она, разумеется, обычно и действовала. «Я просто не приемлю неудачи, — призналась она мне. — Если ты чего-то действительно хочешь, то непременно этого добьешься».

* * *

Поскольку Элизабет и ее младшей сестре «повезло», им не разрешалось жаловаться на больного брата; судя по всему, им не разрешалось выражать очень многие человеческие эмоции. «В нашей семье было такое правило: “Не можешь сказать чего-то хорошего, не говори ничего”, — вспоминает Элизабет. — По сути, это означало еще одно правило: “Если не чувствуешь ничего хорошего, не чувствуй ничего”». Впрочем, Элизабет в любом случае не знала, что она чувствовала. Как бы сложно ни было иметь мысли или чувства в отношении проблемы, о которой никто не хочет говорить, еще труднее иметь мысли или чувства по поводу того, о чем никто не может говорить, потому что никто не знает, что это такое. «В отсутствие четкого диагноза было крайне трудно сделать Генри ответственным хотя бы за что-нибудь, — вспоминает Элизабет. — В один момент он был в полном порядке, а в другой у него начиналась истерика. Но что бы с ним ни происходило, он не мог с этим ничего поделать, поэтому, как мне было сказано, я не могла испытывать по этому поводу никаких чувств».

Злость. Печаль. Страх. Эти чувства были в семье под запретом. Сестрам говорили, что они должны быть «выше этого», в результате многие часы, проведенные ими дома, были посвящены тому, чтобы подняться над человеческим, то есть, по сути, стать сверхчеловеком. Скажем, за ужином, когда Генри дразнил Элизабет — «Мои уроки труднее твоих», — типичным поведением обычных брата и сестры были бы дальнейшие препирательства, которые наверняка испортили бы ужин всей семье. Но когда Элизабет, вместо того чтобы дразнить брата в ответ, миролюбиво и спокойно говорила: «Нет, вообще-то мои труднее», — спокойный ужин прекращался в одно мгновение, потому что Генри швырял в сестру тарелкой. А когда Элизабет сползала под стол и начинала на коленках выползать из комнаты, мама приказывала: «Сейчас же вернись! Ты никуда не уходишь. Ты сейчас же сядешь на место и извинишься перед братом».

Например, однажды, когда они оба были уже подростками, Генри угрожал Элизабет большим ножом, и папе даже пришлось набрать 911. А когда полицейские уехали, увозя брата на заднем сиденье автомобиля, Элизабет с сестрой собрали все «острые предметы» в доме — ножи, ножницы, отвертки — и спрятали их, сложив в обувную коробку. Позже, во время тягостной поездки в полицейский участок, мать Элизабет перечисляла разные варианты ее дальнейших действий:

— Ты могла бы предъявить обвинение, но тогда его занесут в базу правонарушителей и у него будут проблемы в будущем… С другой стороны, мы могли на какое-то время отправить Генри в больницу…

— А если его положат в больницу, он сможет когда-нибудь устроиться на работу? — спросила Элизабет, как всегда, обремененная тревогой и ответственностью за будущее брата.

— Да, милая, — ответила мама. — Об этом же никто не будет знать.

— Тогда, я думаю, его нужно положить в больницу, — сказала Элизабет.