Сверхновая американская фантастика, 1994 № 4

Пришлось последить за дыханием, через секунду-другую я сумел вполне ровным голосом проговорить:

— Но мой дом — здесь.

Она покачала головой:

— Теперь — нет.

Я не верил своим ушам, не верил ее глазам, вдруг сделавшимся такими холодными, но потом вспомнил, что в другом варианте судьбы она бросила меня — другое эго, конечно, — ради футболиста. Тут я понял, что она ничего не изображает. Она всегда легко завязывала отношения и с такою же легкостью прерывала их. Я всегда думал, что это из-за того, что она меня любит, однако, может быть, туг все определялось линией наименьшего сопротивления. Наверное, лишь хлопоты, связанные с разводом, мешали, ей бросить меня, когда обаяние очередного любовника начинало перевешивать; однако сейчас развода не требовалось и ей незачем было себя останавливать.

Миллиардер проговорил:

— Мы с ней уже переговорили и решили, что обмен можно продолжить на неопределенное время. У тебя хватит компетенции разобраться с немногими хвостами, которые я там оставил. Кстати, признайся, что здесь я справлюсь с делом лучше тебя.

Так ли? Я поглядел на Соню. Возможно, она и впрямь разлюбила меня, но я-то ее любил, а потому не собирался сдаваться без борьбы. Я спросил жену:

— И как он ведет себя, когда чертовы фотографы увозят тебя ночью — снимать нагой в пене волн? А с собой домашний обед на съемки дает? А… — Тут я помедлил. Может, не надо? Ладно, иду на разрыв. — Что он делает, когда ты захлопываешь дверь машины возле твоей студии, а ключи оставляешь внутри?

Во всяком случае у нее хватило совести покраснеть и признаться:

— Я не работала. Взяла отгул на неделю. Захотелось провести какое-то время с новым мужем.

— Но твой муж — я!

— Теперь — нет.

— У тебя же был свой шанс, — проговорил он. — Ты не ценил, что имеешь, а потому потерял. И радуйся — я тебя оставил не без утешения.

На этот раз голос я обрел без труда.

— Ах, так? — проговорил я. — Положим, ты не чересчур пылок, едва ли ты не знаешь этого. Жанетт я поимел на третий день. Она сказала, что давным-давно пошла бы с тобой в постель, не будь ты таким занудой. — И добавил, обращаясь к Соне: — Имей это в виду, милочка. Там его боятся. В своем замке он просто маленький Гитлер.

По выражению его лица я понял, что стрела угодила в цель, но Соня только похлопала ресницами и с деланным изумлением улыбнулась ему:

— Неужели? Боже, вот не подумала бы.

Это явилось последней соломинкой.

— Смейся-смейся, — проговорил я. — И можешь не просить меня… — Не договорив, я умолк.

— Да? Что ты говоришь?

Я положил нарцисс на стол.

— Чуть не сорвались слова, которых я не хотел говорить. Нет. Позвони мне, когда устанешь от этого зануды. Я буду ждать тебя. — И, не дожидаясь ответа, я повернулся к выходу и старательно притворил за собой дверь.

Когда я оставлял его мир, лил дождь, вернувшись, я обнаружил над домом радугу. Символизм был настолько очевидным, что я расхохотался и со смехом вступил во входную дверь, чем удивил Жанетт, полировавшую перила парадной лестницы.

— Добро пожаловать домой, сэр, — проговорила она с улыбкой столь же деланной и холодной, как у той дамы, которую я только что оставил. На ней вновь был прежний весьма скудный наряд.

— Сэр? — отвечал я. — Жанетт, это же я. Соня отправила меня подальше.

Улыбка получилась вполне искренней, только на много ватт тусклее той, к которой я успел уже привыкнуть.

— Прошу прощения, сэр, но я так и предполагала — ваше другое я по-настоящему любит ее.

— Этот сомнительный тип… Подожди-ка. Все наоборот. Она не клюнула ни на нарцисс, ни на что прочее. Твой бывший босс просто заворожил ее. А я — тот самый тип, которого ты не рассчитывала больше увидеть.

Она нерешительно шагнула к лестнице:

— Значит, это ты… а как я могу в этом убедиться?

М-м-м. Действительно, как? Мы с ним идентичны до последней клеточки. Конечно, я мог описать во всех подробностях свое пребывание здесь, но их мне могло сообщить мое второе я, вернувшееся домой. Надо придумать нечто такое, о чем он узнать не мог.

Я ухмыльнулся:

— Не сомневаюсь, что здешний я не ездил с Соней по Франции на велосипеде, а потому не наткнулся на дверь автомобиля, которую какой-то дурак оставил открытой, — значит, у него нет шрама на левом боку, где он порезался разбившимся стеклом. По-моему, ты должна была его запомнить, так? Проверь, на месте ли он.

Глубоко вздохнув, она опустилась на две ступеньки и стала возле меня.

— Если нет — тогда я пас, — проговорила она. — И попадись он мне, забью насмерть за то, что обо всем рассказал.

Со смехом я расстегнул рубашку, чтобы она не думала, что делает это для него, и показал шрам.

Я не знал, как она отреагирует: завизжит, сбежит, поцелует или что-нибудь еще выдумает.

В претензии я не остался. Чуть позже, когда дело дошло до разговора, она сказала:

— А это действительно ты. Добро пожаловать домой.