«Вот уже три года, как он полностью замкнулся в себе. Каждый день перед тем, как отправиться в школу, он плакал и не хотел выходить из дома – это была настоящая трагедия. Потом начал регулярно болеть живот, но походы по врачам ничего не дали – у него ничего не находили. На переменах Алекс сидел один в углу, ни с кем не играл. В пятом классе его отметки стали просто ужасными. Учительница при всех говорила, что его оставят на второй год, – вспоминает мама мальчика, явно чувствующая себя виноватой в том, что не смогла тогда ему помочь. – Теперь все изменилось. В шестой класс он пошел в другой лицей, и теперь он веселый, улыбается, в школу бежит с радостью. Ему звонят, появились друзья. Я так рада, что все у него налаживается. Оценки, конечно, пока не блеск, но с каждым днем они улучшаются. Теперь я уверена, что все получится, я вижу, что он получает удовольствие от учебы… и от жизни тоже!»
Что же произошло? Что-то очень простое, но в то же время фундаментальное: непохожесть этого ребенка была признана и принята. Его особость восприняли как составную часть его личности. И нетипичность его мышления стали рассматривать как факт, который нужно учитывать в образовательном процессе.
А главное – в этом лицее считается, что сверходаренный ребенок – такой ребенок, которому нужна помощь и поддержка как от учителя, так и от других учеников. И такое отношение в корне меняет дело! Не только для самого школьника, но и для всего педагогического сообщества тоже: «Если ему нужна помощь, то моя роль как учителя наполняется смыслом, понятно, зачем я работаю», «Если ему нужна помощь, то с ним можно договариваться, это не какой-то зазнайка, который считает себя умнее всех на свете»
. И в таком ракурсе каждый понимает свою роль, и сотрудничество становится возможным и приятным.«У меня вечно болел то живот, то голова. Когда у тебя хорошие отметки, с тобой никто не общается, одноклассники считают тебя выскочкой», – вспоминает Жюльетта.
Поподробнее об одной школе в Марселе, где поняли действенность этого подхода: